По указанному адресу располагался маленький домик на две семьи с проржавевшим красноватым балконом, прогибавшимся, как заячья губа. Прошла целая вечность, прежде чем на звонок ответили: к двери подошла, опираясь на палку, дряхлая старуха. В углу рта у нее торчала сигарета, на которой наросло не меньше трех сантиметров пепла.
— Извините, что побеспокоили, — сказала Делорм по-французски. — Нам нужна Симона Руо.
— Симона Руо — это я. Что вам надо?
Скорострельный французский сержанта Делорм был Кардиналу не по зубам. Он почти ничего не разобрал в ее речи, кроме слова «Онтарио». Миссис Руо ответила еще более неразборчиво. Кардинал маячил за спиной Делорм, стараясь выглядеть достойно и серьезно, но не угрожающе.
Наконец женщина посторонилась, и Кардинал с Делорм прошли в комнату, которая была ненамного больше спальни Кардинала в его собственном доме.
— А вы что? — резко окликнула его женщина. — Глухонемой, что ли?
— Боюсь, я не очень хорошо говорю по-французски.
— Онтарио, одно слово. Ладно. Будем говорить по-английски. Уродливый язык, но сойдет.
Она двигалась с видимым трудом, сильно налегая на одну ногу и при каждом шаге глотая воздух. Медленно опустилась в кресло. Сидеть здесь больше было не на чем, разве что на раскладном диване, который она не удосужилась собрать. Впрочем, подумал Кардинал, вряд ли ей хватило бы для этого сил.
— Ничего, — сказал Кардинал. — Я постою.
— Да сядьте вы, ради бога. Это просто диван, он не кусается. Черта с два я стану складывать для вас это чудовище.
Кардинал с Делорм сели, и ложе прогнулось под ними сантиметров на десять.
— Миссис Руо, — начал Кардинал, — мы расследуем дело, в котором фигурирует по меньшей мере один человек, активно участвовавший в действиях ФОК в семидесятом году. Нам нужно поговорить с вами о том времени. Ни о чем не волнуйтесь, нам нужна только информация.
— Волноваться? Деточка, мне не о чем волноваться. Я заложила дюжину бомб, написала двадцать пять манифестов, укрывала преступников, содействовала врагам государства и подстрекала их к преступлениям, а еще я организовала семь ограблений банков. Нате, арестуйте меня. — Она протянула вперед свои искривленные, истерзанные руки, словно чтобы на них надели наручники.
— Мы пришли не за тем, чтобы вас арестовать.
— Уж конечно. А то бы вам пришлось заодно посадить всю Конную полицию. Мои сподвижники сели в тюрьму. Мои любимые сели в тюрьму. Даже мой лучший друг и тот угодил в тюрьму. Но я осталась на свободе, и этому есть объяснение.
— Мы понимаем, — ответил Кардинал. — Но все-таки странно, что вы все еще живете в Монреале, под прежним именем.
— А вы поглядите на меня. Что они мне теперь могут сделать? Вломиться и пристрелить меня, маленькую старушонку? Ну и пускай, мне плевать.
— Мы надеемся, что вы сможете…
Она перебила его:
— А вы знаете, что мне нельзя с вами разговаривать?
— События, которые нас интересуют, происходили больше тридцати лет назад. Думаю, вы не нарушите никаких соглашений о соблюдении секретности.
— А Канадская разведслужба думает по-другому. Мне сегодня утром оттуда звонили. Велели ничего вам не говорить.
— Вам звонил Келвин Сквайр?
— Он не представился. Какой-то пожилой человек. Франкоканадец. Мол, если я вам что-нибудь сообщу, то поставлю под угрозу национальную безопасность. Даже угрожал лишить меня социального пособия. А я вот не считаю, что я им что-то должна. Сами видите, как я живу. Сомневаюсь, чтобы лейтенант полиции Жан-Поль Фогер жил так же — в своем Нью-Брунсвике или где он там обретался, когда ушел в отставку. Теперь-то он уже помер. Разведслужба — такие же мерзавцы, просто называются по-другому. Если бы они мне не стали звонить и угрожать, черта с два я бы вам что-нибудь рассказала. Пошли они на хрен со своими угрозами, мне плевать.
Делорм вынула из сумки продолговатую коробку.
— Франсуаза Теру говорила мне, что вы обожаете эту штуку.
Женщина взяла у нее коробку и осмотрела ее, словно какой-то редкостный музейный экспонат. Не без труда она извлекла бутылку и стала баюкать ее на руках, словно младенца.
— Как они там устроились, эти Теру?
— Похоже, неплохо зарабатывают.
— У Господа Бога есть чувство юмора, а? Убийца неплохо зарабатывает, а я перебиваюсь на пособии.
— Мы хотим узнать вот об этом человеке. — Кардинал передал ей фотографию Шекли в молодости.