90 
К тому времени он уже успел понять, как много он для меня значит: я делала все это не только ради Квебека, но и ради него. Я любила его без памяти. Знаете, с какой фразы он начал ужин? Еще только-только подали аперитив, а он уже заявил, что обожает меня. Взял меня за руку, заглядывал в глаза. И я видела в них обожание — и больше ничего. Знаете, я даже думала, что он собирается сделать мне предложение. Ха!
Смешок перешел в кашель, сотрясший ее тщедушное тело. Кашель сменился хриплыми вздохами. Пришлось искать гигиенические салфетки. Снова наливать шампанское. Зажигать сигарету.
— Итак, мы ужинали. Это был великолепный ужин: суп из омаров, жаркое «шатобриан»… Шампанское, разумеется. После шампанского — арманьяк. Мне до сих пор кажется, что это была самая роскошная трапеза в моей жизни. А после коньяка он снова взял меня за руку. У него было очень серьезное лицо, и я поняла, что сейчас он произнесет слова, которые изменят мою жизнь.
«Мне трудно это говорить, Симона, — сказал он. — Ты столько сделала. Да что там, ты каждый день рискуешь жизнью. Но нам нужно знать, Симона, насколько далеко ты готова пойти, чтобы защитить свои идеалы».
«Ты уже видел, на что я готова пойти, — ответила я. — Ты это видел, ты это видишь. Что ты хочешь? Чтобы я кого-нибудь убила?»
Он покачал головой.
«Нет», — сказал он, и голос у него дрожал.
Я уже успела испугаться. Я не знала, что он собирается сказать, но мой желудок это предчувствовал: меня начало мутить, и мне вдруг показалось, что суп из омаров нам заказывать не стоило. Сердце замерло. Меня бросило в пот. Я поставила бокал на стол. Я не могла смотреть ему в глаза.
«Ты хочешь, чтобы я с кем-то потрахалась», — сказала я.
«Мы не принуждаем тебя делать ничего, что тебе покажется чрезмерным, — быстро ответил он. — Разумеется, решать — тебе. Мы видим, что Ибер зашел далеко, но не собирается двигаться дальше. Кто-то должен сдвинуть дело с мертвой точки».
Я не могла на него смотреть. Я наклонилась вперед, обхватила себя руками и покачивалась взад-вперед.
«Что с тобой? Все в порядке?» — спросил он. Представляете? «Все в порядке?» Он повторил это уж не знаю сколько раз. «Все в порядке?» «Все в порядке?» Господи. И он может меня сейчас об этом спрашивать? «Все в порядке?»
Я ответила, что все отлично.
«Ты это сделаешь?»
«Если ты хочешь, чтобы я это сделала», — сказала я, глядя ему в глаза. Я хотела увидеть, какое у него будет лицо, когда я это скажу.
«Это не то, чего я хочу, — ответил он. — Это очень далеко от того, чего я хочу, Симона. Но такая уж у нас работа. Мы не можем себе позволить быть слишком разборчивыми».
«Я это сделаю, — сказала я очень четко и внятно, словно разговаривала с глухим. — Сделаю, если ты этого хочешь. Ты хочешь, чтобы я это сделала?»
Он наклонил голову. Теперь уже он не смел смотреть мне в глаза. Поймите, раз он смог попросить меня об этом, то у меня не было причин этого не делать. Получается, что я для него ничего не значила. С этого момента мне было плевать, что я делаю и с кем сплю. Мне было нечего терять.
— Но вы могли выйти из игры, — заметила Делорм. — Они не могли вас заставить.
— После слов Жан-Поля мне захотелось умереть. Да, смерть меня больше не страшила. А продолжать работать в ФОК агентом внедрения — это был неплохой способ самоубийства. Когда в следующий раз мы с Ибером остались наедине, я переспала с ним — и потом уже не чувствовала, что умираю. Я чувствовала себя мертвой. Во мне все онемело.
Я пыталась сделать Жан-Полю больно, когда докладывала ему об этой встрече. Говорила, какой Ибер потрясающий любовник, какой он внимательный, нежный и заботливый. Впрочем, все это было вранье.
Жан-Поль и глазом не моргнул.
«Рассказывай только о значимых фактах, Симона», — велел он.
Тактически сближение с Ибером оказалось удачным ходом. Теперь он должен был или заподозрить, что спит с осведомительницей, или целиком мне довериться. Он решил довериться, и через неделю у меня была пачка бланков и три ящика динамита.
На этих бланках я писала партийные заявления. Скоро я осмелела и стала сама придумывать названия ячеек. Я объявляла, что будет «крупный взрыв» — и мы закладывали динамит. И прочее и прочее. Кульминацией моей карьеры был момент, когда я собрала у себя в квартире целых восемь новобранцев. В одной из комнат мы печатали на машинке манифесты, а двое у меня в ванной мастерили бомбу.
90 
