91 
— Постойте, — удивился Кардинал. — Вы хотите сказать, что Конная полиция и полиция Монреаля допустила, чтобы вы у тебя дома делали бомбы?
— Они специальным образом обрабатывали взрывчатку, чтобы она была безопасной. Иногда они меняли свой собственный «динамит» на настоящий уже после того, как мы заложили бомбу — это если им хотелось, чтобы взрыв действительно произошел. Но обычно они просто позволяли нам заложить пустышку. Например, мы планировали взорвать часть железнодорожных путей на Тихоокеанской дороге, и они заменили нашу пустышку на небольшой заряд, который принес очень незначительный ущерб. Благодаря таким акциям мне удавалось сохранять доверие других членов ФОК. После взрыва на железной дороге арестовали четверых.
— И все это были ваши новобранцы?
— Да, все четверо. Они получили по четыре года.
Кардинал взглянул на Делорм, но та, подняв брови, не отрываясь смотрела на Симону Руо.
— И не глядите на меня так. Думаете, они были такие уж невинные овечки? Это были люди, которые убивали бы по-настоящему, если бы вступили в настоящую ячейку. А мы обезвредили их, прежде чем они смогли нанести ощутимый ущерб. Я отправила в тюрьму двадцать семь человек, из них не больше трех были членами ФОК еще до знакомства со мной. Думаю, я всем им оказала большую услугу.
Конечно, подумалось Кардиналу, всем нам иногда приходится лгать самим себе. Он сам поступал так бог знает сколько раз.
Он снова вынул фотографию Шекли:
— Вы узнаёте этого человека?
— Шекли, — без колебаний ответила она. — Это Майлз Шекли. Он работал с Жан-Полем. Я с ним несколько раз встречалась. Он был американец, значит, видимо, из ЦРУ, хотя у меня хватало воспитанности не спрашивать его об этом. Считалось, что они равноправные партнеры, но Шекли часто вел себя так, словно он — инструктор Жан-Поля. Впрочем, у него действительно был большой опыт, а кроме того, у меня сложилось впечатление, что у него имелся собственный осведомитель, прочно внедренный в одну из ячеек ФОК. Шекли был очень холодный человек, как машина, разве что не щелкал шестеренками, когда ходил. Я его не переваривала. После того как его отозвали, я по нему не скучала.
— Отозвали? — переспросил Кардинал.
— Однажды вечером мы с Жан-Полем должны были с ним ужинать. Когда Жан-Поль явился один, я спросила, где же Шекли, и он ответил: «Думаю, больше мы не увидим Майлза Шекли». У него произошел какой-то скандал с руководством.
— Когда это было?
— Семнадцатого августа семидесятого. Я запомнила дату, потому что в этот день ФОК взорвал в городе четыре бомбы. Был один убитый — охранник, — и повсюду кишела полиция. Впервые в воздухе повеяло кризисом.
— А после этого вы видели Шекли?
— Нет, никогда. Я знаю, что Объединенный отряд разыскивал его после похищения Готорна. «Разыскивал» — еще мягко сказано, они весь город перевернули вверх дном. Мне дали строжайшее указание не иметь с ним никаких контактов, а если он выйдет со мной на связь — немедленно сообщить в штаб. Уж не знаю, что он натворил, но они охотились за ним, как за важным членом ФОК.
— А эти люди? Вы можете их опознать?
Руо опустила бокал и взяла в дрожащую руку снимок.
— Боже, — произнесла она. — Это же Мадлен. Мадлен Ферье. Я ее обожала. Единственная фронтистка, которая мне нравилась. Она была такая молодая. Лет восемнадцать, никак не больше девятнадцати. Я никогда никому не называла ее имени. Службы наблюдения, конечно, ее замечали, и Жан-Поль спрашивал, кто она такая, но я отвечала: так, чья-то кузина, она им просто завтрак готовит. На самом деле она и правда мало была вовлечена в деятельность ФОК. Она с ума сходила по Иву Гренелю и, видимо, сблизилась с террористами только ради него. Она смотрела ему в рот. Но она была еще ребенок. Никогда не перевозила взрывчатку, не носила оружие, ничего такого. Бедняжка Мадлен. Как подумаешь, что сейчас ей было бы лет пятьдесят…
— «Было бы»? Она умерла?
— Она не умерла. Ее убили. После того как поймали похитителей Готорна, она получила небольшой срок за соучастие — не из-за меня, я ее не выдала, — и отсидела шесть месяцев в тюрьме. После этого она начала новую жизнь. Поступила в университет, потом стала учительницей, все у нее наладилось. Двенадцать лет назад она перебралась в Онтарио. Мы не были с ней близкими подругами, но все эти годы поддерживали связь. Она мне очень нравилась, ей одной я могла бы рассказать всю правду о себе — но так никогда и не решилась. В общем, она позвонила сказать, что переезжает в Онтарио, я забыла, куда именно, а вскоре я узнала, что ее убили. По-моему, убийцу так и не нашли.
91 
