- Зина, перестань, - строго сказала Ксана. - Ты правильно сделала, что пришла ко мне. Твой Клычков еще тот фрукт. Между прочим, когда ты выходила за него замуж, то хорошо знала об этом. А еще скажу тебе, подруга - ты родилась в рубашке. Так что не разводи тут слякоть, все в жизни относительно.
Она с решительным видом посмотрела в мою сторону. Я кивнул: все верно, пора. Так уж и быть, приму огонь на себя.
- Ты о чем? - встрепенувшись, с тревогой спросила Зинка. - Что-то случилось!?
Ах, это знаменитое женское чутье! Хватило всего одной фразы, чтобы сработала Зинкина интуиция. Она еще не знала, о чем пойдет речь, но уже поняла, что слова Ксаны не сулят ей ничего хорошего.
- Простите, вы жена Клычкова? - спросил я с деланным удивлением.
- Да… - Зинка перевела взгляд на меня.
- Тогда мужайтесь…
Я изобразил неземную скорбь, и так в нее поверил, что едва не уронил скупую мужскую слезу. В глубине души я даже зааплодировал себе - талант!
Оказывается, при определенном усилии можно стать посредственным актером даже не имея к этой профессии никаких наклонностей.
Мне вдруг стало понятно, почему в наших «мыльных» операх большинство актеров (в особенности молодых), несмотря на разнообразие одежд, на одно лицо - будто матрешки. Просто их на это учили, не более того. А божью искру или забыли зажечь, или она в них и не ночевала.
- Что вы… Что, что такое!? - Зинка вскочила. - Ну говорите же, говорите!!!
- Сегодня утром на своей даче ваш муж… был убит, - сказал я с сокрушенным видом и тяжело уронил голову на грудь.
Играть так играть…
Прошло десять секунд, затем двадцать… Никакой реакции. В квартире стояла мертвая тишина. Уж не хватила ли несчастную Зинку кондрашка? - мелькнула в моей голове боязливая мыслишка.
Я исподлобья посмотрел на Зинку.
Блин! Ничего не понимаю… Я ожидал бурных слез, рыданий, вплоть до обычного бабьего воя, и прочая, но никогда не думал, что увижу на лице внезапно овдовевшей женщины выражение злобного торжества и еще чего-то, не поддающегося расшифровке.
Оскалившись, как волчица, Зинка всем своим видом напоминала литературную ведьму, готовую отправиться на шабаш. Она вдруг стала зловеще красива, и теперь я понял, почему Клычков накинул глазом именно на нее.
Есть люди, которые в повседневной жизни не привлекают особого внимания. (Это относится и к мужчинам, и к женщинам). Но стоит им попасть в необычную обстановку, когда требуется максимальная концентрация и мобилизация всех внутренних ресурсов, они мгновенно преображаются.
Некрасивые становятся писаными красавицами, тихони - гениальными ораторами, способными увлечь за собой массы, нескладные увальни - отменными танцорами, а застенчивые домоседы - душой компании. Конечно, для таких метаморфоз очень важно наличие недюжинного ума. Тупого индивидуума нельзя зажечь даже напалмом.
Похоже, Зинка была далеко не дура. В принципе, наличие у нее незаурядных способностей можно было предполагать. Отхватить такого козырного мужа, как Клычков, при совсем не блистательной внешности и в такие годы (Зинке стукнуло никак не меньше тридцати с гаком) - это надо уметь.
- Она… кгм! - Зинка прокашлялась. - Ее тоже убили?
- Вот чего не знаю, того не знаю, - снова солгал я, не моргнув глазом. - Убиты трое - ваш муж и его охрана. Это факт, не вызывающий сомнений.
Зинка какое-то время размышляла, при этом ее лицо превратилось в холодную маску, а затем с сомнением спросила:
- Он… точно убит?
- Точнее не бывает. Снайперская пуля. Сам видел.
Зинка вдруг встрепенулась.
- Что значит - сам видел? - спросила она, глядя на меня с подозрением. - Вы приезжали к нам на дачу?
- Да.
- У вас были какие-то дела с Кириллом?
- Не совсем так… - Спохватившись, я решил перехватить инициативу; по идее, на вопросы должна была отвечать она, а не я. - Я искал ту самую вашу разлучницу, которую Кирилл Леонидович прятал в тайной комнате башни.
- Искали… на даче… - Зинка удивленно округлила глаза. - Вы сыщик?
- Что-то в этом роде, - ответил я уклончиво.
- Зачем вы ее разыскивали?
Ну вот, опять я в роли подследственного! Нет, так дело не пойдет.
- Не зачем, а почему, - ответил я сердито. - Насколько я знаю, вы были дружны с этой американкой.
- В некотором роде…
- У нас есть предположение, - «у нас» я сказал с нажимом, - что в смерти вашего мужа есть и ее доля вины.
- Я ему говорила… - Зинка, не спрашивая разрешения, потянула из моей пачки еще одну сигарету, прикурила и жадно затянулась несколько раз. - Я ведь ему говорила! Но он разве когда-нибудь слушал меня? Считал, что я ничего не смыслю в его делах. Может, теперь поймет… на том свете… что я была права.