Всего делов. Однако сколько народу свернуло себе шеи даже на значительно менее сложных маршрутах…
– Да не вертись ты так, – сказал Токарев. – Не первый раз. И место знакомое.
– Сплюнь через левое плечо.
– Плюю каждый раз, аккуратно. Самед тоже, по-своему…
Самед, блеснув в полумраке великолепными зубами, нараспев продекламировал:
– Аузу биллахи миншайтан ир-радюим…
– Это как? – хмуро спросил майор.
– Заклинательные слова против Иблиса, то есть шайтана. «Прибегая к Аллаху за помощью от шайтана, побиваемого камнями», – охотно пояснил Самед. – Говорят, помогает.
– Вы еще Айболита разбудите, – сказал майор. – Он вам что-нибудь по-монгольски добавит. Однако пора бы проводнику…
– Чу! Слышно движенье…
Майор выглянул в дверной проем. И точно: снаружи послышалась тихая перекличка:
– Семь!
– Одиннадцать!
Все верно, шли свои: пароль был примитивный, но надежный – еще с афганских времен, арифметический.
Михалыч вошел первым, остановился в стороне. Майор взял фонарь с пола, высоко поднял, освещая лицо второго.
Тот стоял спокойно – в камуфляжной куртке, с коротким автоматом под полой, ростом не уступавший майору, – только глаза чуть сузил от бьющего в лицо света. Произнес без выражения:
– Здорово, командир.
– Здравствуй, лейтенант, коли не шутишь, – сказал майор.
– Был лейтенант…
– А потом?
– А потом слишком многое развалилось… Начиная с одного-единственного захолустного танкового полка и кончая… – Он махнул рукой. – К чему нам, командир, вечер воспоминаний? У нас работа, пора идти… Время поджимает. Вас предупредили насчет условий? Твои за мной идут только до горушки и там остаются ждать. Не хочу я таскать по тропкам целую орду…
– Резонно, – сказал майор, пытливо в него всматриваясь.
А что тут, собственно, можно было определить за считанные минуты, в какие глубины сознания проникнуть? Человек как человек, неразговорчив разве что. Не выглядит ни моложе, ни старше своих лет, полное соответствие возрасту, усы аккуратно подстрижены, в глазах некая отрешенность, но это выражение глаз здесь слишком часто встречается и никого уже давно не удивляет…
– Местные за вами не ходят, Абалиев? – поинтересовался майор.
– Восток – дело тонкое, командир. Всех деревенских будней вам все равно не понять. Ходят – не ходят… Какая разница? Главное, чтобы то, что ты делаешь, никому не мешало. Тогда и не будет ничего, то есть никто никому мешать не станет… Ну, двинулись?
Токарев с Самедом направились к выходу. Майор смотрел им вслед, как будто это могло чему-то помочь и что-то изменить, пока вся троица, миновав Краба, не растворилась в темноте.
Потом вышел наружу. Краб сидел на удобном штабельке слежавшегося кирпича, примостив рядом автомат. В окрестностях ничегошеньки не изменилось – все так же побрехивали собаки, временами яростным гавканьем отмечая перемещение по деревне невидимых отсюда патрулей. Звезд над головой было несчитанно – как всегда вдали от городов.
– Курловский с Сережей аккуратненько пошли следом, – сообщил Краб. – Вокруг вроде бы не было постороннего шевеления.
– А им и нет нужды дышать в затылок, – поразмыслив, заключил майор. – Они окрестности знают лучше нас. Проще засесть на ключевых точках в отдалении, там, где заведомо мимо не пройдешь.
– До сих пор ведь не мешали?
– Да не мешали вроде… Зачем ему рюкзачок, интересно?
– Этому Ястребу?
– Ага. Заметил?
– Что же тут незаметного? – пожал плечами Краб. – Хороший рюкзачок, с пропиткой, определенно пустой. Мало ли… Вряд ли он только на оперов работает, здесь еще и что-то другое подмешивается: Восток, как неоднократно поминалось, – дело тонкое…
– Майор! – тихо позвали сзади, из дома.
– Ну ладно, зри тут в оба… – кивнул майор и направился в «штаб», пройдя для этого через большую комнату, где подремывали все, свободные от конкретных поручений, один Костя, дневальный, сидел у окна в настороженной позе.
– Что?
– Была передача, Влад, – сказал Слава, поднимаясь с корточек от одного из своих секретных ящиков, подмигивавшего тремя разноцветными огоньками, временами загадочно потрескивавшего и попискивавшего. – Портативная рация без скрэмблера, совсем близко, не далее километра.
– И?
– Ответила примерно такая же, но находившаяся чуть подальше – километра полтора-два. Мункар – он ближе – вызывал Накира – тот, соответственно, дальше. Установили связь, потом Мункар сказал, что свои дела сделал. Попрощался и попросил не запороть своей части дела.