Особенно,... 
71 
— Вы имеете в виду разбойников? — спросил Пушкин напрямую.
— Некоторые их и так называют, синьор…
Беседуя таким образом, они поднялись наверх, где барон коротал время в обществе второй бутылки.
— Могу вас обрадовать, барон, — сказал Пушкин. — Мы наконец-то отыскали надежного слугу. Каков молодец? Рад вам представить синьора Луиджи, большого знатока Флоренции… Луиджи, подойдите-ка сюда. — Он подвел парня к двери в соседнюю комнату и чуть ее приоткрыл. — Этот человек — наш с Алоизиусом дядюшка. Собственно, из-за него мы и предприняли путешествие во Флоренцию — именно здесь живет отличный врач, который только и может помочь бедняге. Бедняга, надобно вам знать, повредился в рассудке, когда тетушка сбежала с гусаром и изрядной толикой фамильных бриллиантов. Не смог пережить такого удара. Временами он пребывает в здравом уме, а временами на него находит… Рвется бежать куда-то, от кого-то спасаться, именует себя то британским герцогом, то персидским принцем, то, чаще всего, почему-то итальянским кукольником.
— Буйный? — деловито осведомился Луиджи, присматриваясь к мнимому сумасшедшему.
— Ну что вы, — сказал Пушкин. — Добрейшей души человек, вот только, как я только что объяснял, на него находит непреодолимое желание бежать или выдавать себя за совершенно другого человека. Поймите меня правильно, Луиджи. Мы с Алоизиусом искренне любим своего дядюшку и жаждем его вылечить… но, с другой стороны, нам порой хочется и повеселиться. С собой мы его взять решительно не можем — после бегства тетушки он пылает ненавистью ко всем на свете женщинам. Не сидеть же возле него, как пришитым, если есть возможность переложить часть забот на подходящего слугу? Мы с кузеном сейчас пойдем прогуляться… — он ухарски подмигнул, — а вам я поручаю приглядывать за дядюшкой. Миссия эта не особенно сложная: не выпускайте его из гостиницы и не особенно прислушивайтесь к его болтовне, когда он станет доказывать, что он — персидский принц или итальянский кукольник… Вот, кстати, в счет вашего жалованья… — Он протянул слуге монету.
— Можно спросить, синьор, какие аргументы лучше всего воспринимает ваш несчастный дядюшка?
— Решительный тон и недвусмысленно подсунутый под нос кулак, — сказал Пушкин без колебаний.
— Будьте покойны, справлюсь…
— Я на вас полагаюсь, — кивнул Пушкин и, отойдя от двери, громко сказал: — Кузен, нам пора прогуляться…
Барон вытаращил на него глаза, но Пушкин за спиной слуги сделал выразительную гримасу, и Алоизиус проворно вскочил, бормоча:
— Ах да, я и запамятовал…
По дороге он был кратко посвящен в суть дела. Оказавшись на набережной, они решительно направились к помянутому субъекту, то ли по капризу, то ли по недосмотру природы производившему впечатление честнейшего во Флоренции человека. Пальцы у него и в самом деле были унизаны полудюжиной массивных перстей весьма подозрительного золота, на часовой цепочке сверкал огромный брильянт, несомненно находившийся в самом ближайшем родстве с прозаическим стеклом, жилет поражал пестротой.
— Действуйте, Алоизиус, — тихонько сказал Пушкин. — Я же вижу, как вас сжигает зуд нетерпения внести свой вклад…
— А что, я запросто… — приободрившись, ответил барон.
Он подкрутил усы, поправил галстук и, выписывая тростью ухарские зигзаги, подошел к означенному синьору, хлопнул его по плечу так, что тот едва удержался на ногах. Безмятежно заявил:
— Старина, тут до меня дошло, что вы знаете кучу прелестных девиц, которые в два счета скрасят скуку богатых путешественников? Презренного металла полны карманы, но скука гложет…
Благообразный синьор немало не смутился, не стал оглядываться по сторонам с видом оскорбленной невинности. Он, украдкой потирая плечо, ответил непринужденно:
— Разумеется, сударь. Вам повезло, что вы обратились именно ко мне. В этом городе, скажу вам по секрету, мошенников и прохвостов столько, что приличному человеку порой и протолкнуться нельзя. Обчистят в два счета, если не похуже. Но моя репутация известна, кого угодно спросите…
Пушкин прекрасно видел, как при этих словах иные из оказавшихся близко отвели глаза, пряча улыбки — но, притворившись, будто ничего не заметил, спокойно стоял и ждал, когда барон подведет к нему благообразного. Как из-под земли, появилась карета, в которой сводник их разместил со всей предупредительностью, устроился напротив и велел кучеру трогать. Барон развалился на сиденье, выразительно бренча золотом в карманах, виртуозно изображая богатого недотепу, у которого сможет без малейшего труда украсть часы любой уличный мальчишка, лишь начинающий карьеру охотника за простофилями.
71 
