52 
Пока он наливал в чей-то пустой кубок и медленно пил, разговоры затихли, и все с недоумением смотрели на незнакомца.
— Господа кормчие, — произнес Астарт, но смотрел только в понравившееся ему лицо, — не судьба привела меня сюда, я сам пришел…
В наступившей тишине откуда-то прилетели звуки систра. Незнакомый голос отодвинул вдруг и кормчих, и шатер, и весь город куда-то во мрак.
- Не отступлюсь от милого, хоть бейте!
- Хоть продержите целый день в болоте!
- Хоть в Сирию меня плетьми гоните…
Астарт провел ладонью по лицу.
— Господа кормчие…
- Хоть в Нубию — дубьем,
- Хоть пальмовыми розгами в пустыню…
— Мне нужно выйти в море с вами… кто из вас согласиться взять меня?
Астарт хотел рассказать, что он на кораблях не новичок, что на него можно положиться в любом деле.
Послышались странные звуки, очень напоминавшие ослиный рев: кормчий с перебитой переносицей хохотал, обхватив огромный живот могучими руками с нанизанными на них такими же могучими браслетами.
— А я-то думал… не могу… вельможа объявился!
— Видал нахалов, но…
— В шею!
Сквозь негодующие крики и хохот кормчих с трудом пробилось:
— Замолчите! — закричал Астарт, вспыхнув яростью. — Вы считаете, что вправе плюнуть незнакомцу в лицо, потому что он проситель? — Я ему шею сверну, — с циновки поднялась мускулистая глыба с пунтийским кольцом в носу.
Астарт шагнул навстречу поднявшемуся. Тот не ожидал такой прыти от незнакомца, отпрянул, запнулся, упал. Астарт вырвал из земли шест, на котором держался шатер, и, пока купол медленно оседал, выбежал нарушу.
На крики кормчих и их помощников явился сам Саргад Альбатрос с рабами и факелами. Не вмешиваясь, он некоторое время наблюдал, как Астарт расхаживал по опавшему шатру и молотил барахтавшихся титанов моря кулаками. Один из кормчих, тот, что хохотал, как ишак, вспорол ткань кинжалом и вылез было на чистый воздух, но Астарт отобрал у него кинжал и пинком загнал обратно в дыру.
— Адон Саргад, — Астарт подошел к старцу, — твои кормчие, может, и искусные мореходы, но плохие люди. Им давно не мяли бока, и они возомнили невесть что. Теперь, конечно, не возьмешь меня.
— Уберите это, — приказал Саргад, и рабы, вытащив колышки, унесли то, что осталось от шатра.
Взорам собравшихся открылось удивительное зрелище: те, кого почитали господами торговых путей от Адена до Левкоса-Лимена, валялись в винных лужах. Некоторые стонали, прикладывая к головам пригоршни грязи. Но вот в общей массе кормчих приподнялась странная фигура с корзиной на голове. Кормчий отбросил корзину, и Астарт узнал в нем того хананея, который ему сразу так понравился.
— Сколько вина пропало, — сказал тот с сожалением, окинув быстрым взглядом всю картину. И рассмеялся.
— Адон Агенор! — прозвучал властный голос Альбатроса. — Это ваш человек? — он ткнул пальцем в грудь Астарта и, не дожидаясь ответа, приказал: — Посадите его в трюм на цепь и держите, пока не выйдем в море.
— Будет исполнено, адон Саргад. — Кормчий с достоинством поклонился, затем посмотрел на Астарта, словно говоря: «Слышал? Так чтоб без фокусов. Иногда и цепь — дар божий».
ГЛАВА 32
Союз отверженных
Судно было собственностью адона Агенора. Астарту понравилось все, кроме резной рожи патека на форштевне.
Особенно поразил его подбор экипажа. Обычно финикийские кормчие стараются завербовать «самых-самых», то есть выделяющихся среди прочих силой или умением. На палубе Астарт увидел несколько матросов, явно не обладающих ни тем, ни другим.
— Анад Охотник, — кормчий указал на жидковатого паренька с длинной шеей и ногами-тростинками.
— Неужели он так удачлив, что его зовут Охотником?
— Наоборот. Звери всегда торжествуют, а его приходится выручать то из ловчей ямы, то из мангрового болота, А чаще просто избивают охотники, которым он портит охоту.
Анад подошел к ним, не спеша поздоровался. Ни тени подобострастия перед кормчим. Только почтение, полное внутреннего достоинства. Астарта удивило лицо Анада: комичный мясистый нос, огромный, словно чужой, рот и совсем не юношеские, с грустинкой глаза.
— Это ты отвозил кормчих Альбатроса? — Глаза Анада вдруг заискрились улыбкой, и весь он превратился в мальчугана из скоморошьего балагана.
52 
