Особенно,... 
35 
Джонатан покачал головой.
— Не этого ждут от тебя твои поклонники.
— Ты думаешь, я не знаю? — ответила она. — Именно поэтому мне так трудно было принять решение.
Все, дальше отступать некуда.
— Так ты для этого приехала на остров? — догадался Джонатан.
— Отчасти, — кивнула она. — Но ведь и ты приехал за этим.
Он напрягся, взгляд стал непроницаемым.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты приехал сюда, чтобы тоже принять какое-то важное решение…
— Это тебе Мэдди сказала? — почти выкрикнул он.
— ...хотя не знаю, о чем, — закончила она.
— Только не ври, что Мэдди тебе ничего не рассказывала. Прости, но мне трудно поверить.
— Не прощу, — прервала его Тори. — Мэдисон твоя сестра, и она не имеет привычки сплетничать ни о тебе, ни о Гидеоне!
— А при чем тут Гидеон? — сквозь зубы проговорил он.
— Послушай, Джонатан, я не знаю, какие у вас разногласия с зятем...
— Дело в том, что он приходится мне не только зятем!
— Не понимаю...
— Не понимаешь?
— Не понимаю! — нетерпеливо повторила она. — За что ты так ненавидишь Гидеона?
— Я его ненавижу? — изумился он. — Как я могу его ненавидеть, если он — мой брат!
— Ну да, он стал тебе братом, — когда Мэдисон вышла за него замуж, но это вовсе не значит, что ты обязан любить его... — начала Тори, но он снова покачал головой.
— Он на самом деле мой брат, — с усилием проговорил Джонатан. — Ты только взгляни! — Он взял фотографию, на которой были изображены Мэдисон и Гидеон. — Сравни нас. Видишь, какое сходство?
Она еще раньше заметила, но думала, что это случайное сходство.
Джонатан поставил фото на каминную доску и уставился в окно.
— Когда мне исполнилось восемнадцать, мать рассказала мне правду о моем рождении. До этого я считал отцом Малкольма Макгвайра, — тихо начал он, так тихо, что Тори с трудом угадывала слова. — Когда мать все рассказала, я не огорчился — Малкольм обращался со мной как с сыном, да и мать меня любила. Мэдди вообще обожала всех нас, а мы любили ее. — На его губах мелькнула улыбка и тут же погасла. — Мне это было неважно. — Он повернулся к Тори.
Кажется, она начинала понимать. Тот разговор за ужином... Они говорили о Джоне Берне, отце Гидеона, о генах, которые мы наследуем от родителей. Тогда он намекнул, что Гидеон может быть склонен к пьянству и адюльтеру, как его отец перед смертью. Но если Джонатан действительно брат Гидеона, значит, Джон Берн и его отец тоже.
— Но все изменилось, когда Мэдисон и Гидеон полюбили друг друга? — догадалась она.
Джонатан печально улыбнулся.
— Так не должно было быть.
— Но так произошло.
Он кивнул.
— С восемнадцати лет я знал, что у меня есть сводный брат — продюсер Гидеон Берн, но я был счастлив там, где жил, а он вообще не знал о моем существовании. Лучше бы все так и оставалось.
— Потом Мэдисон встретилась с Гидеоном, — Тори наморщила нос. — А что тут удивительного, Мэдисон — актриса, Гидеон — режиссер, они все равно встретились бы. Но получилось так, что они полюбили друг друга.
Джонатан судорожно вздохнул.
— И вот Мэдисон встретилась с Гидеоном, — машинально повторил он. — Похоже на название фильма, верно? И, глупейшая вещь, именно я уговаривал Гидеона не отказываться от Мэдисон, когда он узнал правду о моей матери и обо мне. И я оказался прав — они созданы друг для друга. Но мне и в голову не приходило, что, помогая им, я сам останусь с неразрешенной проблемой.
Тори, напротив, все прекрасно понимала: Джонатан переживал своеобразный переломный момент и рано или поздно это должно было произойти.
Малкольм Макгвайр был для Джонатана любящим отцом, да и Сьюзан Делани, без сомнения, любила сына. Однако своего истинного отца Джонатан никогда не знал и не мог знать. Джонатан не интересовался этим фактом лет двенадцать после того, как узнал, но ситуация обострилась, когда Джонатан два года назад встретился со своим сводным братом. Ведь он не просто встретился с ним, он ввел его в свою семью как своего зятя.
— Ты разговаривал с Гидеоном о его... твоем отце? — осторожно спросила Тори.
— Нет, — резко ответил Джонатан. — Этого еще не хватало! — Его глаза зло блеснули.
— Но это необходимо.
Он отрицательно мотнул головой:
— Это смешно.
— Почему?
— Потому что Джон Берн не имеет касательства к моей жизни. Этот человек мертв более тридцати лет.
35 
