45 
Там Чахлый и отыскался – он лежал ничком на бетонном полу, аккурат под яркой лампочкой, головой в подсохшей темной луже, и в затылке у него Мазур сразу углядел аккуратное входное отверстие. Нагнулся, потом присел на корточки, зацепил указательным пальцем небрежно наложенную повязку.
Ага, вот оно что... Царапина, хоть и пустяковая, все же не прошла без последствий – рана под повязкой изрядно вспухла, успела загноиться. Ну вот, начинает выстаиваться крайне похожая на правду версия: должно быть, грязь попала, нагноение пошло, Чахлый, как любой на его месте, возжаждал срочной медицинской помощи – но Тони предпочел гораздо более рациональное решение вопроса. То ли не было под рукой доверенного врача, то ли здешний босс по каким-то причинам не захотел обременять группу раненым.
Стоя над покойником, Мазур печально покривил губы – и на этом завершил траурную церемонию. Как-никак не брат, не сват, не сослуживец, за что боролся, криминальный элемент, на то и напоролся.
Поднимаясь на второй этаж, подбирая моток веревки и примериваясь к нему прихваченным в подвале складным ножом, он уже принял четкое решение. Находясь на задании, он отроду не страдал ни излишним гуманизмом, ни благодушием – но эту четверку стоило оставить в живых из соображений чисто практических. Совершенно неизвестно, сколько еще ему придется пробыть на этом острове, суверенной территории США, какие перипетии грядут и чем все обернется. При таком раскладе крайне неосмотрительно было бы оставлять за собой столько трупов – в доме, где полным-полно его отпечатков пальцев, где его видели и сумеют опознать те четыре шлюхи. Все отпечатки ни за что не отыщешь и не уничтожишь – как и помянутых шлюх. Крайне неразумно пребывать на нелегальном положении на территории, находящейся под полной и безраздельной юрисдикцией Штатов, имея за спиной столько покойников – на него их в первую очередь и повесят, если что, и, между прочим, будут совершенно правы... Так что пусть живут, уроды. Все равно жаловаться властям на то, как с ними обошлись, безусловно не побегут – а сами в беспомощном состоянии проваляются достаточно долго, чтобы Мазур успел раствориться в безвестности, в роковой пропащности, как выражался классик...
Разрезав веревку, он на совесть потрудился над тремя гангстерами, завязав узлы так, чтобы не перехватило кровообращение, но и освободиться они сумели через сутки-двое, не раньше, да и то предельным изощрением усилий. Затыкать рты не стал – орать они все равно ни за что не станут. В доме как-никак лежит сумка с изрядной порцией некоего наркотика, а в подвале валяется труп. Орать выйдет себе дороже...
Он тщательно обыскал троицу, вытрясая из карманов все мало-мальски полезное, особое внимание уделив цепочке с ключами, взятой у латиноса – ключ зажигания от катера пригодится как нельзя лучше. Спустился на первый этаж и столь же надежно «упаковал» мистера Тони, начавшего уже приходить в себя. Уселся над ним на стул и преспокойно закурил, стряхивая горячий пепел прямо на нос лежащего – не садизма ради, исключительно для того, чтобы побыстрее привести в чувство. Следовало вдумчиво побеседовать с этой паскудой – Мазур к тому времени успел уже продумать великолепный ложный след, не только затруднивший бы погоню, но и осложнивший ее, сбивший бы с толку...
– Кончай прикидываться, хмырь, – сказал Мазур, наклонившись и присмотревшись. – У тебя ресницы трепещут... Открой зенки, а то пулю всажу...
Тони медленно открыл глаза, попробовал пошевелиться и тут же, осознав свое положение, перестал барахтаться. Крепкий орешек, вновь отметил Мазур. Кипит от злости, но не позволяет эмоциям прорваться наружу...
– Ну что, Тони? – спросил он дружелюбно, играя трофейным пистолетом с глушителем. – Сразу тебя хлопнуть, или желаешь с разговорами, как порядочная девочка?
– Что тебе нужно? – голос был почти спокойным. – Сумку?
– Мне? – поднял брови Мазур. – Да мне, собственно говоря, ничего особенного и не нужно было. Я просто хотел побыстрее с вами развязаться и вернуться к своим делам. Ты сам отдал приказ меня придушить втихомолку, вот и пришлось... Извини, кончено, Тони, но у меня есть свои предрассудки и пунктики. И главный из них такой: не люблю, чтобы меня убивали, хочу пожить подольше. Это не слишком нагло, а? А почему ты меня ни о чем не спрашиваешь, не интересуешься судьбой твоих ребят?
– А зачем? Если ты тут сидишь совершенно спокойно, хмырь долбанный, и пыжишься, значит, уже не опасаешься за свою спину, скот...
45 
