Особенно,... 
61 
«Будет ехать в последнем», — решил Тормоз, но все равно просматривал каждый вагон.
Поезд вздрогнул, остановился, раздвинулись двери и Тормоз затаил дыхание.
Осторожно перебирая ободья с картонкой из-под сигарет на коленях, сверкая медалями и орденом, на платформу выехал Щукин, и тут же бешено закрутил колеса, чтобы успеть заехать в следующий вагон, прежде чем двери закроются. Колеса никак не хотели въезжать на чуть возвышающейся над платформой пол вагона.
Тормоз подошел сзади к инвалидной коляске и помог Щукину въехать.
— Спасибо, браток, — Щукин даже не обернулся, привыкший к тому, что везде мужчины оказывают ему помощь.
Створки дверей сошлись, и Щукин низким голосом, перекрывая грохот разгоняющегося поезда, оповестил:
— Подайте ветерану афганской войны, пострадавшему чреслами за Отечество. Подайте на хлеб и на водку, помянуть погибших товарищей.
В вагоне находилось человек двадцать. Девять из них полезли за кошельками, Тормоз медленно покатил Щукина по вагону, тот каждый раз кивал, принимая деньги. Картонку он держал двумя руками и абсолютно искренне приговаривал:
— Если бы вы только знали, как стыдно просить.
А все война проклятая. Есть же добрые люди на этом злом свете.
* * *
Машину Подберезский и Комбат оставили на платной стоянке возле вокзала, и пока спускались в метро, на эскалаторе обговорили план действий.
— Чтобы быстрее было, ты, Андрюша, езжай в один конец, а я — в другой.
— Только я думаю, мужика этого, капитана подставили.
— Я тоже так думаю, но он-то знает, кто его подставил.
Оказавшись внизу эскалатора, Комбат не пошел на перрон, а завернул к стеклянной будке, к дежурной по станции. Ею оказалась очень уж серьезная женщина лет сорока. Она подозрительно покосилась на Комбата, внутренне подготовив себя к тому, что это какой-нибудь приезжий хочет спросить, в какую сторону ему следует ехать и заранее подготовила ответ:
— Схему смотрите.
— Слышь, сестренка, — Рублев приоткрыл стеклянную будку.
И самое странное — незатейливое слово, сестренка, растопило лед недоверия.
— Не знаете, как проехать? — спросила женщина вполне миролюбиво.
— Друга ищем, воевали вместе, а, говорят, он тут в метро на инвалидной коляске катается. С бородой, загорелый весь, орден и две медали на груди.
— Есть тут такой, — улыбнулась женщина, — Сема Медалист.
— Сестренка, видела его сегодня?
— Да, с час тому назад по платформе катался.
— Спасибо, — Комбат осторожно прикрыл стеклянную дверь и отошел к ближайшей колонне вместе с Подберезским.
— Ну все, Андрюха, ты сюда, а я в обратную сторону, на каждой станции переходи из вагона в вагон, расспрашивай, найдем. Встретимся или здесь на платформе, или наверху в машине подождешь. Все.
Заскрежетал, останавливаясь, поезд. Комбат хлопнул Андрея по плечу.
— Счастливо! — и быстрым шагом направился на другую сторону платформы где уже мелькал на цементом полу косой свет, падающий из окон прибывающего электропоезда.
Подберезскому тоже не пришлось долго ждать, он вошел в вагон, народу в котором оказалось порядочно, протолкался к стеклу в двери, расположенной в торце и приложив руку ко лбу глянул — соседний вагон просматривался насквозь. Инвалидной коляски там не оказалось.
Тогда Андрей, расталкивая пассажиров, ежесекундно извиняясь, сумел пробраться к другой противоположной двери. Снова всмотрелся через стекло.
«Да уж, искать человека в большом городе — занятие неблагодарное», — подумал он.
Ему уже давно не приходилось ездить в метро, он привык пользоваться машиной, а тут еще нужно было ходить быстро. Андрей чувствовал себя, как провинциал, оказавшийся в метрополитене. То его задевали, то он натыкался на людей. На следующей станции он бегом преодолел вагон и успел проскочить в уже закрывающиеся двери.
Вспомнил о совете Комбата расспрашивать пассажиров.
«Те, кто стоят, едут недолго», — решил Подберезский и остановил свой выбор на молоденькой девушке, сидевшей в самом торце вагона. Она держала на коленях большой бумажный пакет и старательно изучала испанскую надпись, проговаривая про себя слова. Губы ее шевелились, девушка морщила брови, будучи не в силах перевести какое-то слово. Подберезский стал напротив нее, она подняла глаза.
«Небось, подумает, что я к ней сейчас клинья подбивать начну. Ну да, черт с ней, пускай думает, что угодно».
61 
