Моссад, дорогие россияне! Приедет она домой, скачает из Мещерякова информацию, и обратно в Вену, а там уже друг-полковник Рабинович ждет-дожидается, шекели на баксы меняет, чтобы было чем заплатить ценному сотруднику…»
Да, Забродов, подумал полковник с невольной улыбкой. Вот и довел тебя твой язык до беды. Это же надо было додуматься: втолковывать писателю, что он написал дерьмовую книгу!
Он уже знал, в чем дело, из вчерашних утренних газет, и теперь, когда сидел за рулем своей машины, поджидая Сорокина, пахнущий свежей типографской краской экземпляр «Спецназа в локальных войнах» лежал у него под рукой. Мещеряков успел пролистать книгу и удивлялся только одному: как это Забродов не попытался забить ее в глотку этому писаке. Поперек, мать его… А уж если не попытался сразу, то потом наверняка плюнул и махнул рукой. Это же надо быть полным психом, чтобы предположить, что Забродов полночи сидел в гараже и поджидал писаку, чтобы свести счеты.
Мещеряков вздохнул: уж кто-кто, а он-то знал, что правда и правосудие порой имеют очень мало общего.
Упечь человека за решетку — плевое дело.
«Ни хрена у вас не выйдет, — решил Мещеряков. — В крайнем случае, я его действительно отобью и переправлю за бугор под надежным прикрытием. Вот только сам он вряд ли на это согласится. Он ведь у нас с придурью, блаженный. Выдернешь его из зоны, а он, вместо того, чтобы уехать и жить себе спокойненько в особнячке на берегу Ла-Манша, полезет выяснять, кто прав, кто виноват. Выяснит, свернет виноватому шею, и опять придется его выручать».
«И выручишь, — сказал он себе. — Он столько раз тебя выручал, что с ним до самой смерти не расплатиться. Служба службой, но с годами начинаешь понимать, что есть вещи поважнее очередных званий, орденов и даже государственных интересов. Тем более, что Илларион наверняка ни в чем не виноват, и все это — какое-то чудовищное недоразумение, грандиозная подстава, западня, в которую Забродова как-то угораздило свалиться».
Он снова посмотрел на часы, уже начиная раздражаться, но тут дверь подъезда хлопнула, и тут появился Сорокин. Он был одет по-домашнему, в растянутые спортивные шаровары и вязаную кофту без пуговиц, при взгляде на которую в памяти у Мещерякова всплыло полузнакомое слово «шлафрок». Слово это наверняка означало что-то другое, но удивительно подходило к этой темно-зеленой распашонке с поясом. Незавязанный пояс свободно болтался концами вниз, и под распахнувшейся кофтой виднелась затрапезная майка с динамовской эмблемой на груди. Мещеряков опустил глаза, ожидая увидеть домашние тапочки, но на ногах у Сорокина красовались остроносые черные полуботинки явно казенного образца с развязанными шнурками.
— Насилу вырвался, — признался Сорокин, поспешно ныряя в машину. Заводи, пока не спохватилась.
— Ушел с боем? — с усмешкой спросил Мещеряков, запуская двигатель.
— Что я, самоубийца? Она в туалет, а я за дверь. Вернусь, голову оторвет, — добавил он с тоской.
Мещеряков тронул машину с места и медленно поехал вдоль улицы ссориться с женой Сорокина ему не хотелось.
Сорокин сидел рядом, время от времени непроизвольно зевая и со скрипом потирая небритые щеки. Глаза у него были красные, как у кролика, и все время норовили закрыться.
— Где тебя носило? — поинтересовался Мещеряков. — Со вчерашнего дня дозваниваюсь.
— Один чудила где-то раздобыл пулемет, — зевая, сказал Сорокин, — и опробовал машинку на собственной семье. Потом сел в машину и дал тягу. Насилу нашли.
Представляешь, засел, зараза, в старом доте. Дот в чистом поле, и обстрел круговой. Пока мы его оттуда выковырили…
— Псих, — сказал Мещеряков.
— Да нет, просто белая горячка. Очухался — полосы на себе рвал, башку пытался о стену разбить. Детей у него двое было, и жену, как я понял, он любил… Водка нынче, брат, пошла такая, что не знаешь, где ты наутро проснешься — за решеткой или в морге.
Мещеряков крякнул.
— Ладно, полковник, — сказал Сорокин, — давай-ка ближе к делу, пока я прямо тут у тебя не заснул.
Да и жена нервничать будет. Она же не виновата, что муж у нее — мент.
— К делу так к делу. Ты майора Гранкина знаешь?
— Знаю. Грамотный мужик, хотя по виду не скажешь.
— Гра-а-амотный, это да… Чем он у тебя в последнее время занимался?
— Маньяка ловил, — проворчал Сорокин. — Завелась какая-то сволочь в районе Малой Гру…