Глава 15
Обычно так давали присягу офицеры, солдатам полагалось стоять в строю, поднимая правую руку, а потом целовать Евангелие, но для нас, как для иностранцев, сделали исключение. Выяснилось, что после каждого повышения в чине требовалось присягать заново. Офицеры расписывались на гербовой бумаге, их подписи заверял полковой священник.
После присяги мы, как обещались, повели Чижикова в трактир, благодарить за науку. Звали и других гренадеров, но командовавший нами капрал Ипатов никого не отпустил.
— Благодарите, что хоть вам идти разрешаю, — важно объявил он. — А с завтрашнего дня начнете нести службу вместе со всеми. Тогда узнаете почем фунт лиха.
Выглядело его обещание очень уж многозначительным. Что имелось в виду, мы узнали позже. Пока что в моем представлении прочно засели картинки балов из «Войны и мира», сцена входа в город кавалерийского полка из «Гусарской баллады» да пошлые анекдоты про поручика Ржевского. Гвардейская служба представлялась сплошным весельем: промаршировать перед Зимним дворцом, ловя восхищенные взгляды прелестниц, получить по чарочке вина из рук чуть ли не самой императрицы, троекратно прокричать «Виват» и с песнями удалиться на постой. Лепота!
Святая наивность!
Чижиков долго кружил по городу, выбирая «особливое место». В первом трактире ему не понравилось — слишком много народа, яблоку некуда упасть; во втором — скучно, людей нет; в третьем плохо готовят («мне кишки еще дороги»); в четвертом водка «невкусная». Чем привлекла его взгляд пятая точка «общественного питания» — скорее всего, не понимал даже сам Чижиков. Скорее всего, от долгого хождения у него заболели ноги, или нос зачесался нестерпимей обычного.
Мы заняли лучшее место. Какой солдат не любит поесть, а особенно пожрать. А если этот солдат двухметровый вечно голодный гвардеец — ничего удивительного в том, что стол буквально ломился от еды. Мы перепробовали все мясное, что готовилось в котлах или вертелах (и это, не смотря на то, что пост, начавшийся с пятнадцатого ноября, был в самом разгаре), выпили графин водки (множественное число, пожалуй, будет преувеличением — почти все выдул наш дядька). Я больше потягивал пиво, оно ничем не напоминало то, что приходилось пробовать раньше. Гораздо вкуснее — что называется, без консервантов.
Чижиков оказался хорошим рассказчиком, не лишенным чувства юмора. Мы узнали много нового о командире третьей роты — капитан-поручике Басмецове, который в глазах Степана был большим оригиналом и редким лодырем. Так получилось, что солдаты редко видели своего офицера: Басмецов любил препоручать обязанности заместителям, а сам либо пил «горькую», либо ухаживал за богатыми вдовушками. Частое отсутствие в полку и манкирование обязанностями сходили ему с рук только благодаря высокопоставленным заступникам, ибо капитан-поручик водил знакомство с такими знатными птицами, что на них и смотреть-то снизу невозможно: шапка свалится. Обычно, всеми делами в роте заправлял поручик Дерюгин — на редкость злопамятный тип, скорый на кулачную расправу, причем одинаково доставалось что дворянам, что разночинцам — жаловаться в полку было не принято, дуэли еще не вошли в моду, так что он мог не опасаться за жизнь и карьеру.
Я почему-то думал, что большинство офицеров в полку окажется иностранцами, но на самом деле почти все должности занимали чистокровные русские. Опять как-то не вяжется с вызубренной версией: дескать, во времена Анны Иоанновны кругом было засилье иноземцев. Да, командовали полком или входили в штаб: курляндец Густав Бирон, шотландец Джеймс Кейт и Иосиф Гампф — швед или финн, точно не знаю. Но на три четверти офицерский состав оказался русским. Вот и верь школьным учебникам!
Красный как индеец Чижиков сидел с кружкой пива в одной руке и наполовину обглоданной бараньей костью в другой:
— И вот вызывает он меня к себе и зачинает разнос: где ты такой-сякой пропадал и куда, сучий потрох, мундир девал? А что я скажу — правду: еврею заложил, когда пить не на что стало! Так за то через строй пропустят, а то и похуже сделают. Тогда я ему и зачал врать…
Тут он осекся. В трактир вошла компания человек десять молодых шумных людей в темно-зеленых форменных кафтанах с отложным воротником и золотыми позументами по борту, на головах гренадерские шапки. Увидев нас, они замерли у входа, но, посовещавшись, сдвинули несколько столов возле дверей и уселись, бросая в нашу сторону неприязненные взгляды.