О том, что будет, если Мещеряков так и не придет в себя, Иларион старался не думать, но эти мысли лезли в голову сами собой. Чтобы отвлечься, Забродов стал размышлять о том, какая это, в сущности, чудовищная несправедливость, какое свинство — невредимым пройти через ад и вдруг средь бела дня ни с того ни с сего получить автоматную очередь в пяти минутах ходьбы от Киевского вокзала…
Хуже всего неизвестность. Иларион не знал ничего, кроме того, что сказал ему пожилой хирург в коридоре перед операционной. Забродову удалось прорваться туда чуть ли не с боем, и интервью у хирурга он взял буквально за секунду до того, как его настигли и с позором выставили вон из святилища медицинской науки. Интервью это вышло очень коротким, и смысл его сводился к тому, что Мещеряков получил четыре пули в грудную клетку, потерял очень много крови, и жизнь его до сих пор висит на волоске. Кто стрелял в полковника, при каких обстоятельствах, из какого оружия и, главное, с какой целью, до сих пор оставалось для Забродова загадкой.
Иларион вдруг заметил, что похлопывает по перилам чересчур энергично собственно, уже не похлопывает, а постукивает, и не ладонью, а кулаком, стиснутым так, что побелели суставы. Он взял себя в руки и стал спускаться быстрее: ему вдруг жутко захотелось поскорее очутиться на свежем воздухе, подальше от этих больничных запахов и белых халатов, которые с детства ассоциировались у него с болью и унизительной беспомощностью, а позже стали ассоциироваться еще и со смертью.
«Все-таки человек — удивительно неблагодарная скотина, — подумал Иларион. — Кто-то когда-то рассказывал мне о шимпанзе, которого врач уколами вылечил от воспаления легких. После этого обезьяна каждый раз приветствовала его, радостно похлопывая себя по заду. А покажите мне человека, который радовался бы при виде белого халата! Нет ничего хуже зубной боли, но большинство людей до сих пор боится не кариеса, а стоматологов. Что уж говорить о хирургах! Мы отдаем себя в руки врачей только в самом крайнем случае, когда иного выхода просто нет, и благодарность, которую мы так шумно высказываем после выздоровления, чаще всего идет все-таки от ума, а не от сердца. Понимаем, что поблагодарить необходимо, вот и благодарим, а сами только и думаем, чтобы поскорее смыться и больше никогда не видеть ни белых халатов, ни тех, кто их носит. Эх, Андрюха, Андрюха!.. Пока я возился с этой чокнутой поэтессой, ты отдавал богу душу в каком-то подвале, а я даже ничего не почувствовал…»
Навстречу ему с озабоченным видом поднималось несколько человек в белых халатах. Иларион посторонился, давая им пройти, и замер, придерживая у горла края белой накидки, взятой внизу, в гардеробе. Следом за врачами навстречу ему по лестнице поднимался генерал Федотов собственной персоной. На генерале была точно такая же накидка, развевавшаяся позади него, как кавказская бурка. Из-под накидки выглядывал строгий темный костюм в едва заметную полоску, седеющие волосы были гладко зачесаны назад, открывая высокий загорелый лоб. Вид у генерала, как всегда, был очень внушительный, но Иларион знал его не первый десяток лет и отлично видел, что генерал сильно огорчен.
— Гиблое дело, — вместо приветствия сказал ему Забродов. — Его увезли в операционную и охраняют так, словно у него внутри зашит ядерный фугас.
— А, это ты, — вяло удивился генерал. — Видишь, какая неприятность приключилась с нашим Андреем.
— Как хорошо быть генералом, — ядовито заметил Иларион. — Скажите мне, товарищ генерал: выбирать выражения вас учили в академии высшего командного состава или вы так и родились с этим даром? Вот уж действительно неприятность! Точнее просто не скажешь.
— Успокойся, Иларион, — миролюбиво сказал генерал — Я вижу, тебе не терпится вышибить из кого-нибудь мозги, но я для этого не самый лучший объект, как ты полагаешь? Значит, он на операции? Ну что ж, тогда давай побродим по парку, побеседуем. Голова у тебя свет-лак. Может, ты мне что-нибудь подскажешь.
— Надь же, какой прогресс, — проворчал Забродов, вслед за генералом возобновляя спуск по лестнице. — Раньше вы, помнится при свидетелях утверждали, что у меня не голова, а горшок с тараканами.
— А я ни от чего не отказываюсь. — сдержанно усмехнулся Федотов. Просто обстоятельства меняются, а вместе с ними меняется взгляд на некоторые вещи. Бывают ситуации, когда без горшка с тараканами не обойтись. Но политзанятия для командного состава к разряду подобных ситуаций вряд ли относятся, особенно когда их проводит начальник политотдела армии.