– Отдых, – ворчал Самсон Ильич. – Какой, к черту, отдых, когда кругом столько дел! Пока я прохлаждался за колючей проволокой, другие ушли вперед. Да, я был богат, но теперь те жалкие тысяч пятьдесят – шестьдесят, которые у меня остались, – копейки по сравнению с тем, что можно заработать. Сегодня есть возможность поставить дело на широкую ногу, лишь бы зацепиться за что-то стоящее.
Прошло всего полчаса, а Лукин уже окончательно освоился в квартире. Ему казалось, он никогда и не покидал ее. Дышалось легко и свободно.
– Следователь, – вспомнил Самсон Ильич. – Прикончить бы, суку! Но.., пусть живет. Вряд ли он выбился в люди, жаль, Прошкина забыл о нем расспросить.
Он выдвинул ящик письменного стола и увидел пожелтевшие бумаги, исписанные его собственной рукой. Приподнял. Под бумагами лежала стопочка визиток, стянутая черной аптекарской резинкой.
– Ай да Прошкин, ай да сукин сын! – рассмеялся Самсон Ильич.
Визитки были изъяты в ходе следствия, людей таскали на допросы, пытаясь что-нибудь накопать на Лукина. Как Прошкину удалось вытащить их из материалов дела, сданного в архив, для Лукина оставалось загадкой.
"Деньги способны делать все. Мелочь, но приятно. Значит, в меня верят, упущено лишь время, и я его спрессую”.
Ровно через два часа после того, как Самсон Ильич остался один, в квартире раздалась мелодичная трель звонка.
"Звонок зря сменили, я как-то привык к обыкновенному зуммеру”.
Прошкин был немного напряжен. Он не знал, чем стали для Лукина два часа одиночества – временем счастливых воспоминаний или тоской по утраченным годам.
Лукин выглядел решительным.
– Заходи, – сказал он Прошкину так, будто они долго не виделись.
– Рад за тебя, Самсон Ильич, ты теперь на полном ходу.
– Разумеется. Со старыми партнерами связь держишь?
– Непременно. Но из них многие ушли.
– Дело начнется – сами вернутся. Ты лучше скажи, сколько денег у меня осталось?
– Это тебе виднее, – усмехнулся Прошкин, – наверное, ты кое-что и без моего ведома прикопил?
– Я конкретный вопрос задал.
– Шестьдесят тысяч, – Прошкин развел руками. – Могло остаться и меньше, но я за ремонт деньги с тебя не взял, твоя доля в деле крутилась, процентами обросла. На первое время хватит.
– Негусто, – Лукин присвистнул.
– Примета плохая – свистеть, деньги в доме переведутся, – нервно засмеялся Прошкин.
– Главное, чтобы приход денег не прекращался, тогда и тратить их можно.
– Узнаю тебя прежнего.
– Сам я первое время светиться не хочу, – говорил Лукин, – придется тебе с людьми дело иметь.
– Было бы что им предлагать, – осторожно заметил адвокат Прошкин.
– Я кое-что припрятал из товара.
– Даже я об этом не знал.
– Тебе не обязательно все знать.
– Учти, – напомнил Прошкин, – в России цены изменились, теперь иногда выгоднее внутри страны продать, чем за границу вывозить.
– Знаю, времени зря не терял.
Час ушел на то, чтобы запланировать пару дел, придумать ходы, как реанимировать прежнюю клиентуру.
– Много для себя вытянуть не старайся, – предупредил Лукин, – для начала нужно по демпингу работать, чтобы клиент вернулся, потом мы снова рынок под себя подгребем.
Прошкин согласно кивал, чувствуя, что после тюрьмы хватка у Самсона Ильича сделалась жестче.
– Люблю я тебя, – признался Прошкин.
– Ты не меня, а деньги любишь. Уже при расставании мужчины выпили граммов по сто пятьдесят водки. Несколько бутылок было предусмотрительно поставлено адвокатом в холодильник.
– Я и жратву тебе загрузил, можешь неделю из дому не показываться. Лежи, отдыхай.
Прошкин, как настоящий юрист, никогда всего сразу не выбалтывал, любил производить эффекты.
Уже стоя в прихожей, он игриво хлопнул себя по лбу:
– Совсем забыл. Машина, на которой мы ехали, теперь твоя, я и документы оформил, – адвокат выложил перед оторопевшим Лукиным на обувную тумбочку два комплекта ключей от машины и документы, изготовленные по всей форме, – генеральную доверенность и новенькие права, запаянные в прозрачную пластмассу.
Самсон Ильич с усмешкой разглядывал свою старую фотографию на документе.
– Извини, новую мне негде было взять, не фотографировать же тебя в ватовке и в тюремной шапке! Выглядишь ты на ней молодым. Могу, если хочешь, и гараж устроить возле станции метро.
– Гаража не надо: конь хорош, когда под окном стоит.