«За деньги такой отдачи от художника не добьешься», – подумал Купреев и шагнул в приемную военного комиссара.
Машинистка сидела за письменным столом, нахально расставив ноги. Ее тугая грудь, как подошедшее дрожжевое тесто, пыталась вырваться на волю из тесной кофточки. Купреев посмотрел на основательную дверь, ведущую в кабинет, и спросил:
– На месте?
Девушка лениво прошлась взглядом по всей фигуре Купреева и задумалась, быть ли ей улыбчиво-мягкой или же напустить на себя по-военному строгий вид.
– А что у вас, собственно, за дело, товарищ призывник?
– Повестки вчера дали разносить, корешки пришел отдать.
– С этим только к самому.
Как ни пыжился Купреев, все равно колени противно задрожали, когда он переступил порог кабинета.
– Здорово, боец!
Купреев хотел сказать «здравствуйте», но вспомнил, что следует говорить «здравия желаю», и выдавил из себя что-то среднее между «здрав», «те» и «лаю». Но хорошее настроение бодрого военкома ничто не могло испортить.
– Все разнес?
– До единой.
– Давай сюда.
– Сейчас.
Путаясь в карманах куртки, Купреев извлек стопку корешков – на большинстве стояли его собственноручные подписи, каждую из которых он пытался стилизовать под фамилию адресата.
– Так, – задумчиво протянул военный комиссар, раскладывая перед собой пасьянс из бумажек. – Значит, все до единой разнес?
– Все.
– И каждую тебе подписали собственноручно? – Губы его расползлись в добродушной улыбке.
– Не всех дома застал, но…
– Что – но?
– ..или родители подписывали, или братья с сестрами, а вот на этой соседи расписались, – он наугад ткнул в одну из повесток.
– Если на одной, это не страшно.
– Правда?
– Первый раз вижу, чтобы все повестки по назначению попали, обычно половину назад приносят.
Комиссар прекрасно представлял себе технологию, по которой Купреев разносил повестки и получал подписи, и Володя это почувствовал.
– Да, – решил он сделать первый шаг к сдаче позиции, – в одной квартире никого дома не оказалось, так я уж в почтовый ящик бросил и сам расписался.
Может, зря?
– Своей подписью?
– Своей.
– Это тоже ничего. Значит, я тебе отсрочку от призыва обещал?
– Да уж.
– Если работу свою на совесть сделал, то я слово сдержу. Но во всем контроль нужен. Кого бы нам из них сейчас проверить, а? – как будто и впрямь спрашивая совета у Купреева, проговорил комиссар. Затем нажал кнопку селектора и буркнул; – Валя, зайди-ка сюда.
Покачивая бедрами, секретарша вплыла в кабинет и замерла возле сейфа. Самым ярким цветовым пятном во всем кабинете были сейчас ее накрашенные губы.
– Валя, позвонишь сейчас, спросишь… – взгляд военкома скользил по разложенным на столе повесткам, пытаясь отыскать фамилию позаковыристее. – Во, – воскликнул он, выдергивая повестку с красными закорючками на месте подписи, – спросишь Бориса Элькинда. Только так, как ты умеешь, ласково, а потом передашь трубочку мне.
– Есть!
– Чего ты так официально, не в форме же…
Секретарша присела возле стола на корточки, пробежала взглядом корешки личных дел призывников, вытянула дело Элькинда и придвинула к себе телефонный аппарат.
«Кажется, влип, – подумал Купреев, – зря только вчера старался. Выбросил бы все повестки в урну, результат был бы тот же».
А диск телефонного аппарата уже весело крутился.
Секретарша прижимала плечом к уху телефонную трубку. В кабинете стало так тихо, что можно было расслышать гудки – длинные, коварно бесстрастные.
– Алло, – прозвучал голос матери Бориса.
– Здравствуйте, вы Борю не позовете? – проворковала в трубку секретарша, немного игриво, но вместе с тем и сдержанно, чтобы не возбудить подозрения у матери.
«Вот, сволочи, Борьку как рыбу на наживку ловят!» – подумал Купреев.
Военный комиссар подмигнул девушке: мол, дело свое знаешь туго.
– Секундочку, – ответили в трубке, и уже издалека донесся спокойный голос матери Бориса. – Боренька, тебя девушка какая-то спрашивает.
Секретарша подмигнула и, прикрыв микрофон ладонью, фыркнула:
– Сработало!
Военный комиссар кивнул. Видно, не раз приходилось им разыгрывать эту комедию, и каждый из участников знал свою роль досконально.
– Да, слушаю, – раздался в трубке голос Бори Элькинда.
– Борис? – еще более игриво, чем прежде, поинтересовалась секретарша.