И хоть сон еще стоял в глазах Глеба, он появился на кухне подтянутый, улыбающийся, пахнущий свежестью и хорошим одеколоном.
– Доброе утро.
Первый вопрос Быстрицкой, естественно, был о сыне:
– Спит?
– В этом, по-моему, мы с ним можем посоревноваться, – улыбнулся Глеб, склонился и поцеловал жену в шею. – Я даже не слышал, как ты встала.
В коротком поцелуе не было ни страсти, ни желания.
Глеб отметил, что их отношения за последние месяцы коренным образом изменились. Если раньше главным в них была любовь, то теперь ей на смену пришло то, что можно было очертить понятием «дом».
– Давно уже не могли мы с тобой просто так посидеть вдвоем на кухне, – Ирина указала Глебу на стул, словно тот был у нее в гостях, и подвинула к нему чашечку кофе. – Твоя любимая.
– И как ты их различаешь? – Сиверов прищурился. – Рисунок на обеих одинаковый, но ты всегда ставишь себе свою, а мне мою.
– Форма ручки немного другая. Не забывай, я все-таки архитектор и дизайнер по образованию, на такие вещи у меня глаз наметанный.
– А вот у меня другой критерий – рисунок.
– А что такое? – Ирина поставила чашечки рядом и принялась изучать рисунок. – Все одинаково. Скорее всего они сделаны по предварительно набитому трафарету и только потом расписаны от руки.
– Люди тоже сделаны по предварительно набитому трафарету, – рассмеялся Сиверов, – однако себя от тебя я отличить сумею. Рисунки-то одинаковые, но на одном художник скорее всего обводил трафаретную линию, оставляя ее в середине мазка, а на моей чашке он стремился идти, оставляя линию снаружи. Вот и получился рисунок чуть меньше.
– А я даже не замечала этого, и только когда ты сказал, поняла.
Глеб заметил, что Ирина, наверное, по забывчивости положила слишком много сахара в кофе, но не стал ей об этом говорить. Сама же она пила, явно не замечая нарушенной пропорции.
– Никогда не думал, что чужая жизнь может волновать меня настолько сильно.
– Ты о маленьком?
– Естественно, о нем. Разве у меня есть другое занятие в последние дни?
– Ты, по-моему, слишком часто встаешь ночью, чтобы подойти к нему, даже когда он не кричит и не ворочается во сне.
– Ты, наверное, будешь смеяться, но у меня это уже прямо-таки мания. С ума схожу, что ли? Просыпаюсь, прислушиваюсь, мне кажется, что он не дышит. И понимаю: больше не засну, если не посмотрю на него.
Подхожу и вглядываюсь, нагибаюсь, прислушиваюсь, дышит ли.
Ирина хотела ответить, но промолчала. Она поняла, почему именно это так беспокоит Глеба. Ему столько раз в жизни приходилось видеть смерть, что подсознательно он поступает теперь не так, как остальные люди. Для других человек всегда живой, а для Глеба мертвый так же естественен, как живой, для него смерть так же натуральна, как сама жизнь. Вот и боится.
– Я совсем забросила свои дела, – вместо того, чтобы высказать свои наблюдения, вздохнула Ирина.
– Временами полезно изменить род деятельности.
– Я и раньше не очень-то усердствовала, а теперь чувствую: меняюсь изнутри, меньше внимания уделяю тебе, дому.
– Я не требую заботы, – Глеб взял ее за руку и нежно погладил пальцы, – я очень самостоятельный.
– Раньше я мечтала о том моменте, когда родится ребенок, думала, тогда ты чаще будешь бывать дома, я стану больше видеть тебя. Но все хорошее имеет другую сторону…
– Ты уже не рада видеть меня каждый день?
– Не в этом дело, что ты! Просто ты занимаешься не своим.
– О чем это ты? – спросил Глеб, хотя прекрасно понимал, что имеет в виду Ирина. Но одно дело сказать об этом самому, и совсем другое – услышать от женщины.
– Мне было бы достаточно получать от тебя знаки внимания, понимать, что ты готов помочь мне, занимаясь ребенком, но совсем не обязательно стремиться все делать самому.
– Ты хочешь отказаться от моей помощи?
– Сегодня тебе это нравится, завтра сделается утомительным, а потом ты начнешь проклинать себя.
– Никогда! – покачал головой Глеб.
– Вот пока ты так думаешь, я хотела был немного изменить нашу жизнь.
– Мне этого не хотелось бы.
– Я знаю, как настороженно ты относишься к появлению в доме чужих людей, но ничего не поделаешь, нам нужен кто-то, кто помогал бы.
– По-моему, Ирина, ты все решила без меня.
– Да. Но если хочешь, мы можем все переиграть.
– С кем ты договорилась?
– Знаешь Галину Прокофьевну из соседнего подъезда?