76 
– Утрись, – сказал он, подавая Макаке платок.
Та послушно взяла платок и круговым движением растерла по физиономии остатки боевой раскраски. Лучше от этого не стало – скорее уж наоборот. Виктор взял ее за плечи, развернул лицом к зеркалу и снова пустил воду. Макака посмотрела в зеркало, испуганно подпрыгнула и принялась орудовать платком – уже осмысленно и с полным пониманием важности выполняемого дела.
– Поговорить надо, – повторил Активист. Музыка сюда долетала, но уже не была такой оглушительной, и можно было не надрывать голосовые связки, пытаясь докричаться до собеседника.
– Да пошел ты, – сказала Макака, оттирая со щек следы туши и постепенно вновь обретая человеческий облик. – Импотент хренов. Извращенец.
Виктор заметил, что во рту у него все еще торчит намокшая, лопнувшая по шву сигарета, выплюнул ее в урну и сразу закурил новую: несмотря на астрономические цены, в туалетах «Семейного вечера» заметно попахивало.
– Где найти Веньямина? – спросил он, пряча в карман зажигалку.
– В манде, – не прерывая своего занятия" ответила Макака.
Активист вздохнул, встал у нее за спиной, чтобы она лучше видела в зеркале его отражение, и с видимой неохотой вынул из-под куртки нож. Лезвие было чересчур длинным, как у старинного кортика, и жест получился широким и эффектным. Макака взвизгнула и шарахнулась в сторону, но Активист поймал ее левой рукой и, развернув к себе лицом, толкнул обратно к раковине.
– Послушай, – сказал он, – я задал тебе простой вопрос и хочу получить простой ответ. Ты отвечаешь, я ухожу, и больше мы никогда не встречаемся. Идет? Ты еще слишком молода, чтобы иметь неприятности с такими старыми и сердитыми дядьками, как я.
– Я сейчас завизжу, – едва шевеля побледневшими губами, предупредила Макака.
– Не возбраняется, – сверкнув невеселой улыбкой, сказал Активист. – Тебя никто не услышит, а если услышат, решат, что ты визжишь от удовольствия. По-моему, твою привычку задирать юбку в дверях мужского туалета здесь уже все успели изучить. Кстати, это вредная привычка. Когда-нибудь ты плохо кончишь. Да что это я? Про СПИД слыхала? Если ты не ответишь на мой вопрос, то плохо кончишь прямо сейчас.
Вспомнив о Тыкве, он с некоторым недоумением оглянулся через плечо, но Дынникова как корова языком слизала. «На стреме стоит», – решил Виктор.
– Так как? – спросил он.
– Что – как? – плачущим голосом переспросила Макака.
– Как найти Веньямина? – уточнил он.
– Веника? А его что, здесь нет?
– Ты куришь или ширяешься? – спросил Виктор. – Бросай, подохнешь.
– Да пошел ты. Весь кайф поломал, – голос Макаки вдруг задрожал, и Виктор с удивлением понял, что она вот-вот расплачется. – Я за него все бабки отдала, последние копейки отовсюду повыгребла, а он – мордой в холодную воду. Ну что ты за козел?
Виктор покачал головой, спрятал нож, достал портмоне и показал Макаке веер сторублевых купюр.
– Я не козел, – сказал он. – Я могу починить то, что поломал. Так ты вспомнишь адрес Веника или мне убрать деньги и вынуть нож? Учти: потом починить я тебя не смогу.
– Ну чего вы к нему привязались? – проныла Макака. – Что вам всем от него надо?
– А кто еще к нему привязался? – насторожился Виктор.
– Да все.., разные.., не помню я! Что он вам сделал?
– Лично мне он ничего не сделал, – честно сказал Виктор. – Просто я хочу, чтобы он помог мне найти своего брата.
– Это какого брата? Это очкастого такого, носатого?
Извращенца этого?
– Он еще и извращенец? Вот не знал.
– Извращенец, извращенец. Еще какой извращенец.
До сих пор сесть не могу… Чего его искать? Он у Веника живет. Прячется от кого-то. От тебя же, наверное, и прячется.
– Нет, – покачав головой, медленно сказал Виктор. – Не от меня.
– Рассказывай! Вон пика какая.
– Слушай, – теряя терпение, сказал Виктор, – что-то мне все это надоело. Наверное, если бы я сразу занялся пластической хирургией, разговор у нас получился бы другой.
Ты здесь выкобениваешься, а я теряю время. Позвони мне от Склифосовского, расскажешь, как доехала.
Он полез за ножом, и Макака немедленно отбарабанила адрес – четко и громко, как примерная ученица, отвечающая у доски вызубренный урок. Виктор не глядя сунул ей несколько сторублевых бумажек и вышел из умывальной.
Тыква и вправду оказался в тамбуре. Он с самым невинным видом стоял, привалившись к стене могучим плечом, и с озабоченным видом разглядывал свежую ссадину на огромном мосластом кулаке. В углу сидел незнакомый парень в кожаной куртке и, казалось, дремал, прислонившись спиной к стене и уронив на грудь чубатую голову.
76 
