Особенно,... 
51 
Его мечты забуксовали. Он не знал, что делать с такими девушками, как Виолетта, когда двери в рай, наконец, откроются. Голицын мог бы его проконсультировать, но он был почти труп. Мысленно Громов его уже убил руками прекрасной Виолетты. А потом спас ее от тюрьмы и женился на ней. Но вот загвоздка! Что делать дальше?
«Я его сначала спрошу, а потом убью. Он мне должен сказать, в чем секрет? И научить мазать спину кремом для загара».
Валерий Громов рассуждал, совсем как ребенок. И в его обиде на Георгия Голицына было много детского. Розовощекий мальчик Валя, аккуратно зачерпывающий воду ладошкой, дулся на хулигана, без раздумья бросающегося в волны. Улегшись вечером в свою одинокую постель, он мог себе это позволить. Представив, как он с Виолеттой, взявшись за руки, бегут к морю, Громов счастливо улыбнулся и коротко вздохнул от избытка чувств. Виолетта звонко смеялась, и к нему не скоро пришел сон. Но все-таки пришел.
Шишкин. «Поляна»
На следующий день после возвращения из Питера Катя Семенова позвонила своему постоянному клиенту, господину депутату. Депутата звали Николаем Алексеевичем, и его лицо прекрасно знала вся страна. Он был неизменным участником всевозможных ток-шоу, круглых столов, предвыборных и послевыборных дебатов, не брезговал никакими телеканалами, даже нефедерального значения, его голос чуть ли не каждый день звучал по радио, в передачах как серьезных, так и не очень. На экране и в эфире Николай Алексеевич казался человеком значительным и большого ума. На деле же он был маленького роста, красноносый, лопоухий, постоянно потеющий, и даже костюм за несколько тысяч долларов – другие Николай Алексеевич не носил – казался на нем дешевкой.
Что касается ума, то к эфирам депутата тщательно готовили. Екатерина Семенова давно уже обратила внимание, что он никогда не отвечал на заданный вопрос. Начинал вещать издалека и, в конце концов, переводил разговор на нужные ему темы. Не слушая никого, ни ведущего, ни оппонентов, Николай Алексеевич в итоге выдавал то, на что был нацелен, и любил, когда последнее слово оставалось за ним. Этот агрессивный стиль поведения почему-то импонировал руководству всех без исключения каналов, поэтому Николай Алексеевич постоянно был на экране.
Он ездил на огромном джипе, разумеется, с мигалкой, как человек значительный, постоянно опаздывал на какие-то встречи, по крайней мере, говорил, что опаздывает, называл ее Катенькой и все время норовил дотронуться. Задеть плечом, ласково провести по руке, погладить по спине. Она предпочла бы видеть его только на экране и слышать только по радио, но у Николая Алексеевича было много денег, и он утверждал, что любит живопись. По крайней мере, довольно убедительно изображал эту любовь, и раз он был человеком государственным, депутатом и патриотом, то говорил, что предпочитает русскую живопись.
– Не понимаю я всяких там Пикассо, – заявил Николай Алексеевич, вытирая потный лоб и лоснящиеся щеки огромным клетчатым платком. – Мазня, она и есть мазня. То ли дело наши. Посмотришь – душа радуется. Велика Россия, – неизменно добавлял он.
Кате иногда казалось, что даже в постели, завершив половой акт, Николай Алексеевич, прежде чем натянуть трусы, говорит:
– Велика Россия.
Или:
– Богат талантами русский народ.
Это были коронные фразы Николая Алексеевича, завершающие любой эфир. С ними нельзя было поспорить, а вырезать из программы непатриотично, народ-то действительно богат, увы, только талантами, а Россия и в самом деле велика, черт бы ее побрал, это сколько же дорог надо построить, чтобы жизнь в ней более или менее наладилась!
Поскольку в живописи Николай Алексеевич разбирался хуже всех ее постоянных клиентов, на картину Васильева галеристка Семенова решила развести именно его.
Встречу она назначила в том самом ресторане, где образовался их альянс с «дядей Борей». Она пришла вовремя, Николай Алексеевич, разумеется, опоздал.
– Запись затянулась, – пожаловался он, садясь напротив. – Народ тупой, все время кричали с места.
– А что писали? – из вежливости спросила она.
– Какую-то муть, – махнул он потной белой рукой и, коротко вздохнув, открыл меню. – Ну-с, что там у нас сегодня? Надо себя побаловать. Повар у них замечательный, француз. – Патриотизм Николая Алексеевича на сферу услуг не распространялся. В быту он предпочитал все иностранное: машины, кухню, одежду, если уж отдых, то за границей, хотя всем объявлял, что летит в Сочи. – Устал я от политики. Весь день крутишься, как белка в колесе, а какова благодарность? Благодарности никакой.
51 
