Все это Катя давно уже просчитала. И Светочкину обиду, и скаредность ее мужа, и ревность Колиной жены, а также недовольство его юной любовницы. Оставалось только тянуть время.
Вернувшись в кабинет, она еще раз извинилась. Николай Алексеевич передал эксперту конверт с гонораром и отпустил его с миром. Они остались одни.
– Вот деньги, – перед ней на стол лег солидных размеров кейс. – Восемьсот тысяч стодолларовыми купюрами, можешь не пересчитывать. Еле уместил.
– Я тебе верю, – нежно улыбнулась она, подхватывая кейс. Он был тяжелый.
– Я слышал, ты живешь большой семьей, – забросил пробный шар Николай Алексеевич.
– Да, у меня девятилетняя дочь, мама, брат... Они уехали отдыхать. Дома только домработница.
Он расцвел.
– Еще коньячку? – предложила она. – Или водочки? Разреши тебя попотчевать русской кухней.
– Русско-ой? – растягивая гласные, протянул Николай Алексеевич. – Что, соленья у твоей домработницы знатные?
– И соленья. А в духовке жареный гусь, – подмигнула она. – С яблоками. Спустимся вниз, в столовую?
– Хорошо бы сначала дело.
– Дело? Какое дело?
Николай Алексеевич взял ее под локоток и потянул к двери.
– Твоя спальня на втором этаже? – деловито спросил он.
– Куда же нам торопиться?
– А мы, Катенька, никуда и не торопимся.
Ее обхватили потные руки. В лицо дышали коньяком и чем-то кислым. Он неумолимо потел, запах был такой острый, что ее даже замутило. «Где же ты, Светочка? Не подведи!» – мысленно взмолилась она. Коля упорно тащил ее в спальню. Все было, как в плохом фильме. Едва депутат повалил ее на кровать и стал расстегивать штаны, позвонили в дверь.
Он не останавливался. Она, борясь с приступом тошноты, рассталась с блузкой и с лифчиком. А в дверь все звонили и звонили.
– Тася! Открой! – крикнула Катя. И попыталась его оттолкнуть: – Погоди.
– Плевать! Иди сюда...
– Я так не могу. Мешает...
– Черт!
Она встала и схватила со спинки кресла халат. Прикрыв голую грудь, отворила дверь в коридор и крикнула:
– Тася!
Предупрежденная домработница затопала к входной двери.
– Вот! Сама пришла звать! – раздался возбужденный голос Светочки.
– Кто это? – хрипло спросил Николай Алексеевич, приподнявшись на локте.
Катя с неприязнью посмотрела на его рыхлое тело, безволосую голую грудь и гармошку жировых складок на животе.
– Соседка. У нее сегодня день рождения.
– Гони ее в шею!
– Нет, нет! – протестовала внизу Светочка. – Я сама хочу услышать, почему она не может прийти! Нина, подожди здесь.
«Нина!» – возликовала Катя. Тася пыталась помешать незваной гостье пройти наверх, но, будучи проинструктирована хозяйкой, больше шумела, чем действовала. Из спальни могло показаться, что там, на лестнице, разгорелась битва. На самом деле Тася к Светлане Павловне и не приближалась.
– Что делать? – Катя оглянулась на Николая Алексеевича и изобразила на лице испуг.
– ... – выругался тот.
Светочка уже была наверху.
– Катя! Ты еще не одета! Я тебе этого никогда не прощу!
– Я уже... То есть еще не решила, что надеть.
– Дай, я тебе помогу!
Она слегка подыграла Светочке, которая была полна решимости ворваться в ее спальню. Да и стараться-то особо не пришлось. Плохой фильм продолжался. Увидев в спальне у подруги-соседки медийное лицо, Светлана Павловна сыграла испуг, потом, словно в растерянности, сказала:
– Ой, а ваша жена тоже здесь!
– Где здесь? – оторопел Николай Алексеевич.
Он растерялся. Во-первых, потому что был без штанов. Любовница любовницей, а публика привыкла видеть народного избранника застегнутым на все пуговицы и при галстуке. Во-вторых, слова «ваша жена тоже здесь» прозвучали как гром среди ясного неба. Разумеется, Нинку он не боялся, держал ее в ежовых рукавицах, но к такой ситуации надо готовиться заранее. К семейному скандалу, грозящему разводом. Разводиться он пока не собирался, а потому слегка струхнул.
– Нина... Она внизу, – по-прежнему изображая растерянность, лепетала Светлана Павловна. – Пришла просить вместе со мной, чтобы Катя пожаловала к нам в гости.
– Вы что, с ума сошли?! – прошипел Николай Алексеевич.
– Я... Извините... – Светлана Павловна попятилась.
– Во-он!!! – взревел опомнившийся депутат.
– Света! – раздался вдруг внизу незнакомый Кате голос. Зато Николай Алексеевич сразу его узнал. – Я сейчас поднимусь!
Депутат судорожно схватился за штаны. Его известное всей стране лицо стало багровым.