— Да. И наш разговор с ним вы успешно подслушали, так что мне больше нечего вам сказать. Надеюсь, допрос окончен и я свободна? Думаю, что вы со временем узнаете больше, чем я рассказала, но сейчас я рассказала абсолютно все, что знаю сама.
— Так не бывает. Свидетель, а уж тем более подозреваемый никогда не рассказывает всего, что ему известно.
— Вы думаете, я что-то скрыла?
— Возможно. Но дело даже не в этом. Ни один человек не может рассказать всего, что ему известно, потому что многое из виденного и слышанного он просто пропускает мимо своего внимания, выделяя и сохраняя в памяти лишь то, что укладывается в его схему. Наша глупая привычка мыслить рационально постоянно обедняет нашу мысль.
— Чем же прикажете мыслить, если не разумом?
— Душой и сердцем.
— Подсознанием, хотите вы сказать?
— Подсознание — подвальный этаж, сердце — очаг дома, разум — его рабочий кабинет, а вот душа… душа — это высокая башня, с нее-то и видно дальше всего.
— Ну, дорогая графиня, вы не только детектив — вы еще и поэт! — снова слабо улыбнулась Анна. — Сомневаюсь, чтобы такой метод в криминалистике мог принести пользу. Впрочем, ваши методы меня не касаются. Я довольна, что этот разговор у нас уже позади, и надеюсь, что больше я вам не понадоблюсь.
— Не могу вам это обещать, однако было очень интересно с вами поговорить.
— Надеюсь, это не послужит поводом к новому допросу?
— Увы, могут найтись и другие поводы…
— Что поделаешь — ваша служба и опасна, и трудна… для ваших клиентов. А можно я тоже задам вам один личный вопрос?
— Пожалуйста.
— Скажите, а это очень обременительно — жить так долго?
— Почему вы об этом спросили? Вам жизнь уже сейчас кажется слишком долгой?
— Удручающе долгой… А вам?
— Вовсе нет. Я еще не утратила к ней интерес.
— А в чем этот интерес заключается?
— В людях.
— Вы их изучаете?
— Нет. Я их просто люблю.
— Всех?
— За редчайшим исключением.
— А кто они — эти «редчайшие исключения»?
— Это те, кого я жалею.
— Вы христианка?
— Надеюсь.
— Как это понять?
— По вере я православная. А вот настоящая ли я христианка — это выяснится позднее. А люди… Поверьте, люди обычно гораздо лучше, чем они сами о себе думают.
— Так, по-вашему, жизнь прекрасна?
— Прекрасна, но трудна. Ну что, возвращаемся к Гранатовым?
— Нет, я хочу еще прогуляться под каштанами. Приятного вечера, тетушка!
— До встречи!
Юрикова ушла, а графиня осталась за столом; немного посидела просто так, отдыхая, заказала еще один бокал вина, перемотала пленку магнитофона и принялась внимательно слушать.
Вернувшись в дом Гранатовых, Апраксина приготовила ужин, накормила детей, вместе с ними вымыла посуду, и после этих дружных трудов они потребовали рассказать обещанный детектив. Апраксина усадила всю троицу на большой диван в кухне и принялась их ублажать. Она рассказала детям историю о контрабандной перевозке волнистых попугайчиков из Австралии в Германию.
— Представьте себе, — начала она таинственным голосом, — австралийский лес в «кантри» — в центральной части страны. Деревья-папоротники, чудовищно высокие серые эвкалипты, похожие на целый лес телевизионных башен, хвойные деревья вроде наших елок, на которых цветут розовые и голубые ромашки. Многие деревья увиты вьющимися растениями…
— Какими растениями? — спросил обстоятельный Вова.
— Ну, например, травянистая лиана, листья у которой похожи на плющ, а цветы — на оранжевые цветки настурции, только серединка у них черная-пречерная, как круглый глазок. И, как бы ты думал, называется эта лиана?
— Расплющенная настурция? — лукаво предположила Галка.
Все засмеялись.
В этот момент в кухню вошла Анна Юрикова, извинилась, попросила не обращать на нее внимания и принялась готовить себе чай.
— Так как же на самом деле зовут «расплющенную настурцию»? — спросил Вова.
— Ее настоящее название — «Черноглазая Сюзанна». А еще на опушках австралийских лесов растет гигантская наперстянка высотой с уличный фонарь, сверху донизу увешанная большими крапчатыми колокольчиками. А когда колокольчики вянут и созревают семена…
— Я знаю — их нельзя есть! — перебила Галка. — Они похожи на мак, только они ядовитые!
— Совершенно верно, и очень хорошо, что ты это знаешь, Галя. А глупые птицы, особенно попугайчики, этого не знают: они слетаются на цветок наперстянки целой стайкой и начинают дружно выклевывать зернышки из коробочек. А потом, — Апраксина оглядела детей и закончила печально, — они падают к подножию жестокой красавицы наперстянки и умирают…