60 
– Да.
+++
– … Нет, – односложно отвечал он.
– … – Занят.
Поговорив, положил трубку. Сергей посмотрел на Рублева чрезвычайно многозначительно.
– Так, знакомый один надоедает, – несколько извиняющимся тоном произнес Комбат.
Этот парнишка вызывал у Комбата странные чувства.
Чем-то неуловимым он напоминал ему его же самого в детстве. Своих детей у Комбата никогда не было, и все те чувства, которые живут в душе любого мужчины старше сорока, вдруг материализовались, появился объект, на который родительские чувства можно излить.
– Давай, давай, сейчас чай закипит. Я за тобой поухаживаю.
– Нет, не надо, я сам.
– Ну-ну, сам, ты ведь гость.
– Гость? – переспросил Никитин.
– Да, гость. А кто же еще?
Телефон опять зазвонил. А когда Рублев поговорил и снова вернулся в кухню, чай уже был разлит по чашкам.
У Рублева был крепкий, круто заваренный, а у Сережи лишь немного подкрашенный. Комбат с удовольствием отметил эту деталь:
«Парнишка внимателен и запомнил, что я пью крепкий чай».
– Ну, давай будем есть торт, я как раз купил и нарезал.
На сладкое, хоть Сергей и был сыт, он набросился жадно, и было видно, что подобное угощение для него – большая редкость и устоять перед соблазнительно вкусным тортом он не может.
– Давай, – Рублев подкладывал кусок за куском на блюдо своему гостю.
Сергей уже перепачкался кремом и улыбался.
– Как на Новый год, – сказал он.
– У вас дома тоже ели торт на Новый год? – спросил Рублев.
И тут же парнишка погрустнел, на его глазах появились слезы.
– Да, бывало, – тихо сказал он, – мать всегда пекла на Новый год и на Рождество торт, и мы его ели, не такой вкусный, конечно, но…
– Ладно, не надо, потом расскажешь, – Комбат положил руку на плечо паренька, – время у нас есть, не спеши, не стоит опережать события.
"Ты мне еще все расскажешь, – подумал Рублев, но не произнес ни слова. И тут же решил:
– Надо будет обязательно связаться с Бахрушиным и уточнить у него все, что касается этого паренька – Сергея Сергеевича Никитина, – узнать поточнее, что случилось с его родителями, с сестрой и почему он бродяжничает."
Хотя в последние годы подобных детей на московских вокзалах было полным-полно. Это раньше бродяга являлся редкостью, особенно несовершеннолетний. Сейчас же вокзалы, станции метро были забиты бездомными детьми, да и в подъездах, на чердаках таких детей хватало. И у каждого из них была своя судьба, подчас такая горькая, что и не пересказать. Хотя все они, в общем-то, были очень похожи друг на друга, у всех одинаковые взгляды – затравленные, испуганные и немного наглые.
– Ну так что, будешь смотреть телевизор?
– Ага, – сказал Сергей, а затем громко произнес:
– Спасибо, Борис Иванович.
– За что спасибо?
– Как это за что, за все спасибо. Я вам деньги за одежду отдам.
– Брось ты, Сергей, какие деньги! К черту, перестань говорить глупости. Кстати, твои вещи, – Комбат отдал целлофановый мешочек с ключами и прочей дребеденью. – А от чего ключи?
– Да черт знает от чего, нашел на вокзале, для близира таскал с собой.
– Нашел или украл? – спросил Комбат.
– Нашел, – честно признался Никитин.
– Ну, если нашел, то ничего. Кстати, мне надо ехать.
Вернусь к вечеру, так что хозяйничай, а я перезвоню.
Хорошо?
– Хорошо, – кивнул Сергей. – А вы не боитесь меня оставлять у себя в квартире? Ведь я же вор…
– Нет, не боюсь, – улыбнулся Рублев. – Вор, который признался в своем воровстве, – уже наполовину честный человек, да и красть у меня, собственно говоря, нечего.
– Почему нечего, все можно продать – и телевизор, и видеомагнитофон, и кассеты. Даже посуду можно продать, я знаю, кто скупает краденое.
– Знаешь?
– Да, лично знаю, – не без гордости сообщил Никитин.
– Ну, я думаю, ты этим заниматься не станешь.
– А вы скоро придете, Борис Иванович?
– Не могу точно сказать, но постараюсь вернуться побыстрее.
На прощание Комбат пожал худую узкую ладонь, холодную, как рыба. Глаза у Сереги были грустные, в них читались тоска и одиночество.
– Ладно, не грусти, – сказал Комбат, – еда в холодильнике, чай согреешь. В общем, хозяйничай, как сумеешь.
Борису Рублеву надо было встретиться с одним нужным ему человеком. Он с ним встретился, обсудил дела и возбужденно-радостно заспешил домой. Он не стал дожидаться лифта и единственное, что его поразило, так это темные окна квартиры.
60 
