52 
Старая машина безумно долго кудахтала стартером, не желая заводиться, но в конце концов двигатель с недовольным ревом ожил, выбросив из выхлопной трубы облако сизого дыма. Шкабров огляделся напоследок, ожидая увидеть бегущего к машине хозяина с грибным ножом в руке, но вокруг по-прежнему не было ни одной живой души.
Угнанную машину он бросил в километре от поста ГИБДД и добрался до города на попутке. Переодевшись в своей запасной берлоге на Остоженке, он вернулся домой. К этому времени над городом уже повисли летние сумерки, воздух казался густым и сладким, как кленовый сок, а между домами угадывалась смутная золотистая дымка. По дороге Абзац заскочил в бар, так что теперь ему было довольно сложно определить, была эта янтарная дымка реальной или существовала только в его подогретом алкоголем воображении.
Он отпустил такси за два квартала от своего дома и пошел пешком, чисто рефлекторно проверяя, нет ли за ним слежки. Утренняя гонка на джипах очень ясно показала, что Хромой не намерен выпускать его из поля зрения. Впрочем, здесь в двух шагах от дома, после того как все дневные дела остались позади, на слежку можно было не обращать внимания.
Абзац дошел до своего дома, так и не заметив за собой «хвоста». Это было странно: он никак не ожидал, что Хромой после первой неудачи оставит его в покое. Не такой это был человек, и ситуация сложилась не из тех, которые можно пустить на самотек.
Стоя в кабине медленно поднимавшегося на восьмой этаж лифта, Шкабров придирчиво оглядел свое отражение в большом, во всю стену, зеркале и остался доволен своим видом. Из зеркальной глубины на него смотрел одетый с элегантной небрежностью широкоплечий и стройный господин средних лет. Лицо у господина было слегка бледным и усталым, а белки глаз, если приглядеться, казались розоватыми. Абзац усмехнулся: после такого дня можно выглядеть и хуже. Бывали моменты — особенно по утрам, с похмелья, — когда он боялся смотреть в зеркало, ожидая увидеть там красноносую дрожащую тварь с кожистыми мешками под глазами и трясущимися руками. В такие дни он подолгу медлил, прежде чем пойти в ванную и побриться: зеркало у него в ванной было большое, освещение превосходное, так что любые изменения в собственной внешности легче всего было заметить именно там. Но всякий раз, преодолев себя и войдя в ванную, он обнаруживал, что с его внешностью все в порядке. Вот и сейчас он видел в зеркале не пьяного неудачника, а немного усталого после трудного рабочего дня респектабельного бизнесмена. В образ не вписывался разве что пластырь на шее, но ведь даже с самыми крутыми бизнесменами чего только не бывает! Порезался бритвой, например. Или любовница оцарапала…
«Надо бы Лике позвонить, — вспомнил он. — Кажется, я с ней вчера договорился о встрече. Или не договорился? Надо позвонить и, если все-таки договорился, извиниться и все отменить. Нет у меня сегодня никаких сил. Ни сил, ни желания… Она обидится, конечно, но эти ее обиды просто игра. Она знает, что в таких ситуациях уважающая себя дама просто обязана оскорбиться, вот и оскорбляется. Тем более что за ссорой неизбежно следует примирение, а примирение — это, помимо всего прочего, подарки. И чем крупнее ссора, тем дороже подарки и прочнее наступающий после нее мир.
Цинизм — оружие слабых. Вот Лика, например, никогда не опускается до цинизма. Хотя откуда мне знать, до чего она опускается, когда я ее не вижу? В ее присутствии я тоже веду себя пристойно. А мысли… Мысли — материя тонкая, им не прикажешь. Бродят, где хотят, и разрешения не спрашивают. Хорошо, что телепатии не существует. Контролировать свои слова и поступки хоть и тяжело порой, но все-таки возможно, а вот попробуй-ка держать под контролем мысли! И потом, кому интересно знать, что о нем думают окружающие? Если человек говорит, что ему это интересно, значит, он просто хочет, чтобы его похвалили. И если сказать ему, что на самом деле он просто тщеславный дурак, он станет твоим смертельным врагом. А кому нужен тщеславный и глупый враг? Только такому же, как он, тщеславному и глупому человеку…»
Он почувствовал, что начинает путаться в своих рассуждениях, но тут лифт наконец доставил его на восьмой этаж и с негромким лязгом раздвинул двери. Абзацу нравился этот звук. Он был какой-то очень сдержанный, корректный и почему-то всегда вызывал в воображении образ идеально вышколенного дворецкого, который, распахнув перед гостями дверь, четким движением отступает в сторону, склонив голову в полупоклоне. Бесшумные автоматические двери в супермаркетах нравились ему меньше: в них не было души.
52 
