57 
Яиц в холодильнике почему-то не оказалось, ветчины тоже. Вообще, Чиж вынужден был признать, что по части съестных припасов у него дома негусто. В последнее время он основательно подзапустил домашнее хозяйство, занятый другими делами.
Чиж пригорюнился, сидя на корточках перед открытым холодильником и глядя в его полупустое нутро. Он чувствовал себя отравленным и слабым, как новорожденный котенок. В желудке сосало, но мысль о еде вызывала отвращение. Он думал о том, что пятьдесят граммов водки мигом привели бы его в порядок. А если выпить сто, то и аппетит, глядишь, появится…
Он заставил себя сжевать завалявшийся на полке холодильника кусок копченой колбасы с черствой хлебной коркой, забытой в хлебнице, запил эту дрянь холодной заваркой прямо из носика, заварочного чайника и решил, что так жить нельзя. Нужно было идти в магазин, закупать продукты и вообще что-то решать.
Натягивая брюки, Чиж криво улыбнулся своему отражению в зеркальной стенке шкафа. Решать… Что ему решать? Все решено за него и без него, а ему остается только смотреть телевизор и листать газеты. Строго говоря, в такой вот ситуации возможно только одно радикальное решение — пустить себе пулю в лоб. Так ведь пистолет в сейфе, сейф в кабинете, а кабинет на работе, куда ему строжайше запрещено приходить в течение месяца. «Пока, веско подчеркнул Лаптев, покачивая толстым указательным пальцем, — пока месяц. Ты в отпуске сколько не был? Три года? Это получается как раз три месяца отпуска. Пока пиши заявление на месяц, а там посмотрим. Вообще-то, тебя полагается разжаловать, но я постараюсь замять эту историю. Ну, ловили бандита, ну, ушел… А про вашу пивную экспедицию я промолчу… пока. Все ясно?»
Чижу все было ясно. Он решил, что сравнительно дешево отделался, и счел своим долгом выразить подполковнику Лаптеву свою горячую признательность. И вот теперь он шел в гастроном за продуктами, наслаждаясь первым днем первого за три года отпуска и первым за последние полтора года днем абсолютной трезвости. Удовольствие было ниже среднего, но Чиж крепился. Он заставил себя пройти мимо пивного ларька, даже не повернув головы, чтобы проверить, есть ли сегодня в продаже горячо любимое темное бархатное.
Чтобы немного отвлечься, он стал вспоминать вчерашний день. Самым ярким впечатлением была, конечно же, стремительно надвигавшаяся на него хромированная решетка радиатора огромного «шевроле». Чижу приходилось читать и слышать о дорожных инспекторах, которые бросали свои машины под колеса тяжелых грузовиков, чтобы ценой собственной жизни задержать преступника и предотвратить человеческие жертвы. Он всегда старался пропускать такую информацию мимо своего сознания, поскольку она совершенно не поддавалась логическому анализу. То есть с точки зрения чистой логики такие действия выглядели вполне оправданными и разумными: петляющий по проезжей части «МАЗ» с пьяным водителем за рулем необходимо было остановить любой ценой, чтобы спасти ни в чем не повинных людей от увечий и смерти. Гаишник, преграждающий путь многотонной махине своим «жигуленком», просто до конца выполнял свой долг. Неясно было другое: как быть с инстинктом самосохранения?
После вчерашнего происшествия Чиж окончательно разобрался с этим вопросом. Инстинкт самосохранения сработал, но произошло это уже тогда, когда изменить что-либо не представлялось возможным. Посылая «Волгу» наперерез более тяжелому «шевроле», он просто не успел подумать о смерти. Он ни о чем не успел подумать, кроме того, что операция, похоже, сорвалась и преступник вот-вот уйдет. У него был только один способ остановить киллера, и он воспользовался им. Получается, что инстинкт охотника оказался сильнее инстинкта самосохранения, подумал Чиж и иронично улыбнулся. Есть вещи, подумал он, рассуждать о которых просто противопоказано. Думая о таких вещах, невозможно удержаться в рамках приличий: поневоле сбиваешься если не на патетику, то на обыкновенный цинизм.
Он вспомнил лохматую образину, которую успел разглядеть за лобовым стеклом пикапа. Неопрятные светлые волосы до плеч, бакенбарды, усы, круглые очки… Это что же, и был легендарный Абзац? Больше похоже на привидение дух хиппи, откинувшего копыта от передозировки.
«А есть ведь еще и Кондрашов, — напомнил он себе. — Разобраться с господином депутатом будет посложнее, чем с Лаптем. Его не устроит сложившееся положение вещей, ему надо, чтобы я его защищал. Кондрашова не устроит мое устранение от этого дела, а Лаптя не устроит, если я буду продолжать этим делом заниматься на общественных началах. Батюшки, а ведь я влип! Да еще как влип-то… Рвануть, что ли, к морю, как Лапоть советовал? Пока я буду загорать, тут все как-нибудь закончится: либо Абзаца возьмут, либо Кондрашова шлепнут. Туда им обоим и дорога, вот только уезжать мне никуда не хочется. Чего я там не видел, на этом вашем море? И потом, не привык я, чтобы меня из моего дома выживали…»
57 
