Намекнули на трудности, создавшиеся по его же вине: не только на дорогах проверки проводятся, соответствующие службы отслеживают денежные потоки из области и в обратную сторону.
— Ваши трудности. Если сегодня вопрос не решите, я к вам сам заявлюсь на фирму до конца рабочего дня, — заявил Гоблин.
— Постой ты… Вот сука! — говоривший по телефону обернулся к шефу.
— Отбой дал?
— Обещал сам приехать ближе к вечеру. Прикинь, как он будет выглядеть у нас на стоянке во всей красе.
— На понт берет. Зарылся сейчас где-нибудь и нос боится высунуть.
— Запросто прикатит. Я бы, честно говоря, не искушал судьбу.
— В натуре нет налички, — отодвинул от себя полную пепельницу хозяин фирмы с обвисшими, как у бульдога, щеками. — Послезавтра будет, а сейчас нет.
— Может, стоит одолжить?
— До конца недели нельзя вылезать ни в каком виде. Сучнут потом ментам: вот, мол, хозяину «Триумфа» наличка срочно понадобилась. Зачем, не знаем, но примите к сведению.
— Засечь бы, откуда он звонил.
— Ну и что? Стратегический бомбардировщик отправить?
— Чувствую, дошутимся.
— Надо встречу с оркестром организовать.
Поставим людей на подходах. Только не здесь, возле офиса, заранее. Сколько, вариантов подъезда? Пошли глянем с крыши.
* * *
— Эй вы, уроды! А ну сюда! — крикнул Атаман, чтобы отвлечь толпу на себя. Но мощный голос его мало кто расслышал в шуме и гаме.
Наконец за спиной грянули выстрелы — один, другой.
«Прибыли», — вздохнул Терпухин одновременно с облегчением и со злостью на нерасторопность милиции. В следующую секунду на него навалились сзади, пытаясь завести руки за спину и надеть наручники.
Кое-как вывернувшись, Атаман заорал.
— Да вы глаза разуйте, козлы гребаные!
Двое омоновцев с дубинками притормозили на секунду, но тут же раздался начальственный окрик:
— Вали его на хер! Он старше всех, он главарь!
Терпухин вспомнил о своей черной майке, ботинках на толстой подошве и арматуре в руке.
Может, и тянет он на главаря, но волосы вроде на месте.
Доказывать ничего не стал, надежнее было оторваться. Тем более что скины стали быстро отступать, избавляясь от всех предметов, приспособленных для ближнего боя. Через разбитую витрину Терпухин влез в магазинчик, спешно прикрытый минут пять назад. Перескочил через прилавок с цветочными горшками. Ободряюще улыбнулся бледному лицу продавщицы и рванул по сумрачному служебному коридору.
Оказался во дворе, где целый кошачий выводок рылся в мусорных ящиках. Взлохмаченный рэппер в порванных штанах всхлипывал, бережно нянча левую руку. Атаман хотел бросить на бегу что-нибудь ободряющее, но инерция разгона понесла дальше. Проскочив в смежный двор, он расслышал, как кто-то из ментов окликнул рэппера:
— Эй ты! Куда он делся?
Перепуганный юнец, очевидно, показал правильно, потому что топот стал приближаться.
* * *
Кате не хотелось уходить. Ее всегда интересовали люди из другого, неведомого ей мира, люди не такой обычной и скучной профессии, как у ее мужа. Летчики гражданской авиации и дальнобойщики, парикмахерши и спортсмены, карточные шулеры и спецназовцы.
Все в этой жизни ей хотелось бы узнать, но заранее было ясно, что времени не хватит, что слабую женщину не возьмут играть во многие из мужских игр. Тогда хоть послушать других, заглянуть сквозь щелку. Пусть даже многое непонятно — так даже лучше, больше интригует.
Катя прекрасно знала, что девяносто девять женщин из ста со страхом обойдут стороной даже дом, где по неподтвержденным сведениям прячется наемный убийца. Но меньше всего на свете ей хотелось быть благоразумной. Здравый смысл — это рассудочность, серость, скука. Обеды для мужа, его поцелуй по возвращении с работы. Поцелуй, постепенно ставший для нее профанацией самой прекрасной вещи на свете.
Уходить не хотелось, но слишком задерживаться было неприлично. Надо знать меру: в конце концов, красавчик абрек — находка Беллы и пусть подруга получит от него все, что хочет. Ведь такие мужчины появляются и исчезают нежданно-негаданно. В этом одновременно их плюс и минус.
Попрощались очень тепло, но никто не призывал Катю остаться. Теперь она шагала по улицам города, еще не зная точно, куда отправится. Фонари источали жар, как и стены домов, нагретые солнцем за долгий световой день. В болтовне прохожих слышались жалобы на духоту.