Когда боевик вышел, командир “освободителей” перевел тяжелый взгляд на Панкрата.
— Завтра у тебя будет возможность еще раз пощекотать свои нервы, — сообщил он ему. — Я назначил на завтра казнь твоего безумного товарища. Посмотришь на то, что ожидает тебя в случае, если ты будешь упорствовать.
Суворин ничего не ответил.
Глава 7
Вечером им принесли поесть. Ведро с похлебкой опустили вниз на веревке, несколько раз дернув так, что добрая половина выплеснулась. Череп набросился на прогорклое варево с жадностью голодного зверя, неспособного контролировать свои инстинкты. Суворин же, подумав, решил, что есть это не будет — с одной стороны, ему необходимо было подкрепиться хоть чем-то, восстановить силы, а с другой — после такой пищи он вполне мог страдать животом несколько дней и распрощаться со своими планами побега из чеченского плена.
В своем решении он оказался прав. Именно это и случилось с Черепом, который к утру загадил свой угол так, что нестерпимая вонь наполнила яму, заставив Панкрата проснуться. А проснувшись, он заставил капитана зарыть свое дерьмо, дав ему пару увесистых пинков. Только когда небо из черного стало превращаться в серое, а звезды, потускнев, погасли окончательно, ему снова удалось забыться сном.
Его разбудил уже знакомый шуршащий звук. Скрипела, сдвигаясь в сторону по каменистому грунту, решетка. Минутой позже упала лестница.
— Вылезайте, — прозвучало сверху, в этот раз — на исковерканном русском. — Оба!
Суворин только приподнял голову, которую опустил было на сложенные руки, и глянул вверх. Череп же вскинулся, как ужаленный — видно, что-то почувствовал.
— Ты сказал им? — зашептал он, кутаясь в изодранный камуфляж и безуспешно пытаясь застегнуться — беспалой рукой он не мог себе никак помочь. — Ты рассказал им, где ноутбук?
Панкрат посмотрел на него с некоторой жалостью, сам удивляясь этому чувству. И, чтобы успокоить безумного — а капитан был безумен, и в этом уже сомневаться не приходилось, — молча кивнул.
Лицо Дыховицкого просветлело.
— Теперь нас отпустят… — забормотал он. — Теперь нас отпустят. Теперь нас…
— Шевелитесь, свиньи! — заорал голос сверху. — Хватит болтать, вылезайте.
Обрадованный ответом Суворина, Череп первым бросился к лестнице. Одной рукой уцепился за перекладину и начал спешно карабкаться, но где-то на полпути не удержал равновесия. Нелепо взмахнув беспалой рукой, он свалился вниз, на дно ямы, словно куль тряпья, и выругался. Панкрат, глядя на его мучения, поднялся, подошел к нему, наклонился над ним и, к собственному удивлению, подал ему руку.
От Черепа воняло. Запахи сплелись в целый букет: тошнотворное амбре немытого тела, вонь мочи и кала, что-то еще трудноопределимое, но от этого не менее мерзкое.
Дыховицкий вытаращил на него испуганные глаза. Губы капитана, искусанные и опухшие, искривились, будто он собирался вот-вот заплакать. Секундой позже он цепко ухватился за руку Суворина.
Панкрат помог ему встать и подняться по лестнице. Потом, правда, машинально вытер ладонь о штаны и выбрался из ямы за ним следом.
Их ожидал сам Рашид в сопровождении двух боевиков. Один — вчерашний бугай Русен — зыркнул на Суворина волком. Второй…
Панкрат невольно сморгнул и прищурился, не поверив своим глазам.
Второй оказался.., женщиной. Причем не кавказского, а скорее западнославянского типа. Рослая, но не широкая в кости, скорее стройная, чем массивная, светло-русые волосы, собранные в короткий хвостик, открывают высокий лоб. Плюс белая кожа, высокие скулы и голубые глаза. Резкий, пронзительный взгляд. Черты лица женщины наводили на мысль о ее прибалтийских корнях. Форма сидела идеально. Да и вообще, всем своим видом она напоминала женщину-инструктора из американских боевиков.
Он посмотрел женщине прямо в лицо. Их взгляды встретились, и она вдруг опустила глаза. Суворин заметил, что это не ускользнуло от внимания Рашида. Чеченец сильно нахмурился, но тут же сделал над собой усилие и посветлел лицом.
— Как спалось? — поинтересовался он у Суворина.
— Спасибо, хорошо, — вместо него быстро ответил Череп. — А я же говорил — это он спрятал ноутбук. Он отобрал его у меня. А вы мне не верили…
Рашид раздвинул губы в полупрезрительной усмешке.
— Успокойся, друг, — мягко произнес он. — Ты говорил правду, ты молодец.
Панкрат перехватил вдруг взгляд женщины, направленный на Дыховицкого, он был полон омерзения и ненависти. Такой жгучей ненависти, что просто перехватывало дух.