Думал он в монахи податься, да куды там... Агромадного росту, лицом красив и мужественен, умом беглым, а паче нравом честолюбивым, не менее как в митре видел себя. Думаю, паче всего приверженность к плотскому его не пустила, – Прасковья подтолкнула Нарышкину локтом и статс-дамы переглянулись. – Тогда и пришла ему мысль сблизиться с Двором военною службой. Духовный отец его Амвросий Зертис-Каменский, архиепископ Крутицкой, снабдил его на дорогу и про все пятьюстами рублями. С тем он в столицу и прибыл, где был записан в полк конной гвардии рейтаром...
Екатерина перебила:
– Дале мне тоже известно. Он при покойном супруге Петре Федоровиче был вахмистром. А потом, к шестьдесят второму году состоял у меня «в секрете». Молоденький, еще с двумя глазами.
– Тогда-то он и влюбился в тебя, Катиш...
Нарышкина вскочила и присела в глубоком реверансе:
– Да-к и было во что...
– Али я теперь хуже стала?.. – Екатерина повернулась и озорно глянула на женщин.
– Не-е, тогда в опочивальне другой «князь» правил. А и тоже Григорий...
– Э, чего вспоминать... Лучше вы послушать, какой случай у меня в том июне-то с ним был, не знаете?..
Все навострили уши. Императрица редко вспоминала события переворота. И ее слова могли быть поняты только как высшая степень доверия.
– Как прибег Аlexis Орлов и стал кричать, что де гвардия для присяга выстроен и надо ехать скорее, Шубин мне преображенский мундир подавать, шпагу. Прискакали мы ко храму Рождества Богородицы. После присяги и приветствий выхватил я шпага из ножны, чтобы призвать гвардейцы в поход на Петергоф, глядь... а на эфесе офицерский темляк-то нет... Строй как загудит: «Темляк, темляк...». Оглянулась я, а все и растерялись... И тут выезжает из строя молодой вахмистр и говорит: «Возьмите мой, ваше императорское величество». Да сам же его на эфес мне и навязывает...
– Неужели Григорий Александрович?
Екатерина кивнула.
– Он. Но не то главное... Тронул он поводья, чтобы в строй вернуться, а его конь заигрался и ни с места. Время дорого было. Я ему говорю: «Что же делать, молодой человек, поедемте вместе, видать не судьба ваш жеребец от моя кобыла отходить...».
– Может то и правда судьба?.. – Раздумчиво проговорила Анна Нарышкина.
А экспансивная толстуха Прасковья Брюс захлопала в ладоши, закружилась на одном месте и запела:
– Чему уж быть, чему уж быть, того не миновать! – Потом остановилась и сказала запыхавшись: – Нет, Катиш, как ни вертися, а от судьбы не убежишь...
– Да полно вам. Сперва узнавайте под рукою, как сам-то богатырь об том думает...
– А чего узнавать, ты глянь на себя – молодка хоть куды, счас под венец. Токо свистни...
Но Екатерина покачала головой и задумчиво протянула:
– Он одно время все к Орловым подбивался, пока они ему глаз-то не вышибли. В обществе бывал... А потом сгинул куда-то. Что там случилось, ma ch?rie? – обратилась она к Анне. – Вы есть у нас главный оракул.
Обе статс-дамы снова переглянулись. Но Анна, заговорила, не обращая на них внимания:
– Будучи пожалован в офицеры гвардии, по именному всемилостивейшему указу был произведен в подпоручики и награжден двумя тысячами рублев. Затем отправлен в Стокгольм к министру при шведском Дворе Остерману с уведомлением о переменах в правлении. По возвращении, будучи уже поручиком, прикомандирован к обер-прокурору Синода Ивану Ивановичу Мелисино и в 1768 году получил чин действительного камергера и секунд-ротмистра Конной гвардии. Однако, не довольствуясь полученным награждением, подал просьбу об отправке на театр военных действий с Оттоманской Портою, где и пребывал до ден нынешних...
Она остановилась и взглянула на императрицу. Екатерина сидела, задумавшись, статс-дамы молчали. Наконец, встряхнув головой, словно отгоняя какую-то навязчивую мысль, Екатерина обвела взглядом присутствующих женщин.
– А с настоящим-то м?лодцем, с господином Васильчиковым – чего?.. – спросила она.
Первой, пожав плечами, откликнулась Брюсша:
– Чего, чего – не пришлося поле ко двору, так катися под гору.
Императрица поморщилась:
– Эка, ты, бессердечная какая... Ну, ладно, поговорили и будет. Можете идти. Я хочу побыть одна.
Когда фрейлины вышли, Екатерина долго еще сидела перед зеркалом, разглядывая свое отражение. Потом усмехнулась и проговорила вслух:
– А что, мои милые, может, и под венец, кто знает...
5
Только спустя дня три по приезде объявился Потемкин в Царском. Но как приехал, так и уехал. Никакого особого разговора промеж ним и императрицею не состоялось. А вот Двор вскорости возвратился в столицу, хотя и не предполагалось.