– Да куда угодно, – буркнул Севрук. Вид у него был совершенно убитый, как будто неизвестный шантажист уже разослал копии обоих проектов по всем перечисленным адресам.
Караваев немного помолчал, смакуя сигарету и с ленивым любопытством разглядывая Вадика. “Вот ведь урод, – подумал он. – Куда ж ты лезешь-то, дурачок, если у тебя мозгов с наперсток? Все тебе надо разжевывать да еще и в глотку протолкнуть, в самую глубину, чтобы не выплюнул. Тоже мне, наследник Школьникова, «продолжатель его дела»,.."
Сидеть на мягком офисном стуле, который не прыгал, не трясся и не норовил все время сбросить седока на пол, оказалось неожиданно приятно. Караваев с легким удивлением почувствовал, что устал от сегодняшнего путешествия к охотничьему домику на берегу лесного озера. “Черт подери, – подумал он, – неужели я начинаю стареть? Как все-таки незаметно все это происходит! Молодость уходит на цыпочках, по капле, а когда ты начинаешь это замечать, оказывается, что уже поздно: процесс пошел, и его не остановить никакими лекарствами, никакими тренировками, массажами и иглоукалываниями… Курить, что ли, бросить? А также пить, встречаться с женщинами, есть мясо и вообще дышать…"
«Пора на покой, – решил он, – ох пора! Вот проверну это дельце, опустошу счета этих двух индюков, куплю себе новые документы и исчезну. Бумаги на имя Максима Караваева найдут на каком-нибудь не поддающемся опознанию трупе, а я буду греться на солнышке и писать мемуары, которые издадут после моей смерти…»
– Нет, – продолжал он, с некоторым трудом заставив себя вернуться к действительности, – куда угодно он не побежит. Во всех перечисленных мною местах его, конечно, примут с распростертыми объятиями, но ему-то от этого что за радость? Денег ему там не дадут, это факт. А ему нужны деньги. Если бы это был бескорыстный борец за правду, ты уже давно сидел бы на нарах и кормил вшей. Он пойдет к Владику, к Владиславу Андреевичу, к нашему дорогому дядюшке. Дядюшка либо заплатит, либо, что кажется мне наиболее вероятным, постарается списать этого доброхота в расход. Но для тебя это уже не будет иметь значения, потому что первым делом наш Владислав Андреевич раздавит тебя. Не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. Тебе известно, что твой родственник до сих пор свободно ломает пополам лошадиные подковы?
– Серьезно? – вяло заинтересовался Севрук.
– Легко и просто. Р-р-раз – и надвое! А стреляет он так, что я, признаться, позавидовал черной завистью. Но сам он, конечно, о тебя мараться не станет, а поручит это дело мне.
– А ты что же? – гораздо живее, чем прежде, спросил Вадик.
«Ага, – подумал Караваев, – умнеет наш мальчик! Прямо на глазах умнеет. Только, увы, недостаточно быстро…»
– А я – профессионал, – спокойно ответил он. – И как настоящий профессионал всегда стараюсь быть на стороне победителя. Так, знаешь ли, гораздо полезнее для здоровья.
– Спасибо, – совсем сникнув, сказал Севрук, – утешил. Сука ты, Макс. Тварь продажная, крокодил доисторический.
– Хотя с другой стороны, – спокойно продолжал Караваев, сделав вид, что ничего не слышал, – мое участие может существенно изменить соотношение сил.
– В пользу того, кто больше заплатит, – с горьким сарказмом закончил за него Севрук. – Тут мне с дядюшкой не тягаться, и ты это прекрасно знаешь.
– Существует ведь еще и такая вещь, как перспектива, – добродушно сказал Караваев. – О том, что Владик стар, я не говорю. Во-первых, не так уж он и стар, а во-вторых, я сам не намного моложе. Но, если ты проиграешь, он тоже завалится, и с чем тогда останусь я? Поэтому для меня разумнее было бы поставить на тебя, но при одном непременном условии: ты будешь вести со мной честную игру. Попытаешься меня кинуть – молись. Я таких вещей не прощаю, и плевать мне тогда на деньги. На мой век бабок хватит, а тому, кто меня обманет, они уже не понадобятся. Я достаточно ясно выразился?
– Да уж куда яснее, – криво усмехнувшись, ответил Вадим. – Что это ты развоевался? Я тебя пока что не подводил. Пока что, знаешь ли, получается наоборот. Ты все хвастаешься, теории какие-то разводишь, грозишь, а дела нет. Нету дела, Макс! Или я его просто не вижу? Так ты уж, будь добр, покажи мне, слеподырому, не поленись, ткни пальчиком – вот оно, дескать, вот это самое я для тебя, друг мой Вадик, и сделал…
– Видишь ли, друг мой Вадик, – спокойно продолжал Караваев, подпустив в голос немного льда, – все, что мы сейчас имеем, – результаты твоих собственных ошибок. Если бы ты привлек меня к операции на стадии планирования, все сложилось бы по-другому. Но ты вспомнил обо мне только тогда, когда понадобилось прибрать за тобой дерьмо, и разве моя вина, что ты нагадил в каждом углу? Я делаю, что могу, и поверь, если бы не я…