А сигнализация? На улице было безлюдно. Кто ее включил в три часа ночи? И зачем? Проходил мимо? Решил погулять в три часа ночи, в декабре месяце, в сырую, промозглую погоду? Или это сделала сама Диана? Но тогда получается, что прав следователь!
Если бы той ночью ты был проворнее, Тарас!
Итак, с чего начать? Разумеется, с соседки. Потом надо съездить на работу к Кузнецовой. И узнать, наконец, кто такой Максим Александрович Северный. Где жил, чем зарабатывал на жизнь, как и когда, при каких обстоятельствах познакомился с Дианой Кузнецовой, любовником которой он, якобы, был.
Действуй, Тарас.
Проще всего оказалось с соседкой. Пожилые люди к тебе тянутся, неудачник. Они с тобой откровенничают, жалуются на здоровье, маленькую пенсию, дорогие лекарства. Быть может, потому, что ты их никогда не прерываешь? И действительно сочувствуешь? И у тебя на лице все написано.
Даже то, что ты любишь собак. А почему бы тебе не любить животных? Маняша – милейшее существо. Громко не лает, не кусается. Ты был в хороших отношениях с собаками куда более злыми и шумными. Взять, к примеру, ротвейлера твоего отчима. Ты – единственный человек, которого он терпит. Кроме хозяина, разумеется.
Учитывая твои добрые отношения с ротвейлером, тебя еще пускают на порог. Ты можешь протянуть руку и потрепать его за уши, будучи уверенным, что руку твою не откусят. Меж тем прелестный Эдик мимо не пройдет, чтобы собака не зарычала предупреждающе. Никто не может угадать причину симпатии к тебе ротвейлера и откровенной антипатии к брату Эдику. А ты его просто любишь. Ротвейлера. И Эдика тоже. Ты всех любишь… Просто Тарас.
Поэтому, когда ты останавливаешься возле Маняши, лицо ее хозяйки, Марии Федоровны, расплывается в улыбке:
– Здравствуй, Тарас. Ты сегодня рано. Неприятности на работе?
– Нет, что вы. Все в порядке. Решил немного отдохнуть.
– Это правильно. Отдыхать надо. А я вот уже отдыхать устала. Думаю, не пойти ли консьержкой в новый дом? Говорят, там потребуется. Все ж таки, деньги. И Маняша под присмотром.
– Если здоровье позволяет…
– Да потихоньку.
Несколько минут ты слушаешь ее жалобы на здоровье. Терпеливо, потому что поговорить женщине не с кем. Ты знаешь, что она живет одна. Белый пудель – единственная радость. Поэтому она и пошла выгуливать собаку в одиннадцать вечера, в сырую промозглую погоду.
– Мария Федоровна, меня вызывали к следователю, – наконец говоришь ты.
– Это насчет Даночки? Представь себе, Тарас, меня тоже! – Она заметно оживляется. – Подумать только! Я знаю ее с ясельного возраста! Это потом ее родителям дали квартиру в другом доме. А до того жили здесь, всей семьей. Впятером, в однокомнатной. Она всегда была доброй девочкой. И вдруг – зарезала человека! Не могу в это поверить!
– Я тоже. Хотя знаю ее не с ясельного возраста, а всего полгода. А вы уверены, что из машины в тот вечер вылезла именно она?
– А кто же? – откровенно удивляется Мария Федоровна. – Рыжие волосы, очки. И одежда, в которой она уходила на работу. Мы столкнулись с ней утром у двери в подъезд, я как раз возвращалась с прогулки.
– И что, машина так сразу остановилась у нашего подъезда? Она вышла и направилась туда? Без раздумий? Быстро, медленно? Как?
– Знаешь, Тарас… Она не сразу направилась в подъезд. Во-первых, поставила машину на сигнализацию…
– Ага! Все-таки это сделала она!
– Да что с тобой?
– Я подозреваю, что сигнализация сыграла в этом деле не последнюю роль. Значит, она поставила машину на сигнализацию, а потом?
– Потом огляделась. Словно бы раздумывала.
– Или что-то в уме подсчитывала.
– Что ты сказал?
– Нет, ничего. Долго она раздумывала?
– С минуту. Может, чуть больше. Или чуть меньше. Я ведь не знаю, – виновато сказала женщина. – То есть откуда же я могла знать, что это будет так важно? Я уже хотела ее окликнуть, но тут она вошла в подъезд.
– А расстояние между вами было большое?
– Я стояла у песочницы, а машина припарковалась вон там, аккурат у подъезда. Обычно там паркуется Сергей Анатольевич с пятого этажа, но как раз накануне он стал на ремонт. И место оказалось свободно.
Ты мысленно прикидываешь расстояние от песочницы до подъезда: прилично! И осторожно спрашиваешь:
– Извините, а как у вас со зрением, Мария Федоровна?
– Да вроде не жалуюсь. Хотя в моем возрасте проблемы, разумеется, есть. В сумерках я вижу плохо.
– Значит, вы ее не рассмотрели? Женщину, которая вылезла из «Фольксвагена»?