Особенно,... 
80 
С каждым днем, с каждым часом они неотвратимо приближались друг к другу. Неизбежное с самого начала чувство целиком поглотило ее. Безотчетно влекомая им, она наконец уступила, приблизилась к нему вплотную в поисках его объятий. Он застонал от наслаждения и прикоснулся к ее груди.
— Позволь мне почувствовать тебя, — голос его предательски дрожал.
Он дотронулся до сосков, начал нежно ласкать, они сразу же стали твердыми. На ночной рубашке проступили едва заметные пятна грудного молока. Он перевел взгляд с этих возбуждающих клякс на свои влажные пальцы, и лицо его исказилось от нахлынувшей страсти, безудержной и неутолимой.
Джон нежно обнял ее голову и пальцами принялся изучать черты лица. Потом потянулся, чтобы еще раз поцеловать, теперь уже не спеша, растягивая удовольствие, и она почувствовала его удивительно мягкие губы. Он осыпал ее поцелуями, едва касаясь губ. Кендал с ума сходила от наслаждения. Казалось, еще немного и она совсем растает.
Ее терпение было наконец вознаграждено. Он впился в нее жадными губами и, приоткрыв ей рот, стремительно вонзил язык. Кендал почувствовала зов плоти, восставшее мужское естество и застонала. Часто и глубоко дыша, она покрылась испариной, силясь вспомнить, когда в последний раз она испытывала нечто подобное. Его прикосновения доводили ее до бессознательного состояния. Ей хотелось повсюду ощущать его губы, слиться С ним воедино.
— Кендал?
— А-а-а?
— Пойдем в постель.
Постель, с быстротой молнии пронеслось у нее в голове. Заманить ее в постель и заняться любовью. Он хочет, чтобы она вела себя как жена.
Непрошенная мысль словно громом поразила ее. Она больше не в состоянии сопротивляться, не в силах держать его на почтительном расстоянии. Он сметет ее, растопчет. Это неизбежно произойдет.
Она что, с ума сошла? Может, у нее тоже амнезия? Ей никак нельзя делать этого!
— Очень жаль, — прошептала она еле слышно. — Но я не могу.
Кендал так резко и неожиданно отпрянула от него, что едва не потеряла равновесие. Он тоже покачнулся, но все же удержался на ногах. Кендал прислонилась к бюро, а затем предостерегающе вытянула руку:
— Пожалуйста, не делай так больше.
Лицо его мгновенно вытянулось и посерело. Он грубо и хрипло выругался.
— Это же совершенно бессмысленно, Кендал, — упрашивал он. — Почему ты не можешь?
— Я сказала просто и ясно — не могу. Нашим отношениям придет конец.
— Только не с моей стороны, — возразил он. — Я хочу услышать разумное объяснение.
— Я уже все объяснила.
— Ты объяснила так загадочно, что ни один мудрейший. из мудрейших не разгадает. — Он так выкрикнул это, что напугал Кевина, и малыш заплакал. Мужчина опомнился и понизил голос. Схватившись за голову он глубоко вздохнул:
— Я ничего не понимаю. Если мы муж и жена, как ты утверждаешь, если мы оба хотим этого…
— Я больше не хочу, — перебила, не дослушав Кендал. — Не хочу уже долгое время.
— Почему?
— Мне больно.
— Больно? — Лицо его побледнело. — Я причинил тебе боль?
Она покачала головой:
— Не физическую, — уточнила она. — Эмоциональную. Душевную. — На глаза ее неожиданно навернулись слезы. — Я.все прекрасно помню и все еще чувствую.
В этот момент она действительно вспомнила те самые ощущения, ту самую боль, что испытала возле дома Лотти Линэм. Ее пронзила боль предательства. Она схватилась за живот, словно у нее внутри все сжалось от судорожной агонии.
— О, черт, — раздосадовано воскликнул он. Его совсем еще недавно искавшие наслаждения губы вдруг вытянулись в ниточку от огорчения и сожаления. — Здесь замешана еще одна женщина, так ведь?
Глава двадцать первая
Сидя в глубоком кресле на веранде, Кендал уставилась невидящими глазами в пространство. Ее не трогали грациозно прыгающие с дерева на дерево белки, хотя обычно она получала огромное удовольствие от их резвой игры. Не слышала она и резких звуков пилорамы, работавшей по соседству. И даже веселое щебетание сойки ничуть не задевало.
Все чувства мгновенно притупились, когда она увидела Лотти Линэм в объятиях своего мужа — более страстных и волнующих, чем те, которые он мог позволить со своей женой.
Кендал укоряла и кляла себя за то, что не решилась нарушить их любовные утехи. Они не смогли бы отрицать этого. Почему же она не выразила им своего презрения, они же вполне его заслуживают?
80 
