Глава 24
– Нэсс, твоя очередь, – Лук растолкал меня.
Я, сонный и раздраженный, высунул нос из-под одеяла и посмотрел на стражника красными от недосыпа глазами.
– Лартуна разбудил?
– Да. Рыцарь и Отор уже ушли. Они на тропе, выше.
– Хорошо, – сказал я, уступая ему свое место и видя, что Тиа не спит и сидит у огня. – Этот чего там делает?
– Порк? А Бездна его знает! Он, лопни твоя жаба, не слишком расположен к разговорам.
Я понимающе хмыкнул, нахлобучил меховую шапку пониже и, подхватив лук, неохотно начал обход лагеря. Снега было по середину голени, я тихо ругался под нос. И, когда круг был завершен, присоединился к Проклятой. Она, опасно наклонившись к огню, читала записи Скульптора.
– Проваливай, – недружелюбно буркнула Тиф, не отрывая взгляда от текста. – Ты мне мешаешь.
– Потерпишь, – столь же враждебно рявкнул я в ответ. – Глаза себе сломаешь.
– Мне хватает света. Отправляйся спать. Все равно никто мимо меня не прошмыгнет.
– Это ты так считаешь.
– Я не считаю. Я знаю. – Озябшими пальцами она перевернула страницу и увидела Рону. – А, Звезда Хары! Что же вам всем не лежится?!
– Чем ты так раздражена? – участливо осведомилась Ходящая.
– Тем, что мне не дают возможности сосредоточиться.
– Нашла что-то любопытное? – поинтересовалась девушка.
– Нэсс, погуляйте вместе, – вновь предложила мне Проклятая.
– И не подумаю.
Убийца Сориты ожгла нас раздраженным взглядом и захлопнула книгу.
– Не любопытное. Какой-то бред!
– Кажется, я понимаю, о чем ты, – кивнула Рона. – Я тоже не смогла разобраться в языке.
– Ни на уну не сомневалась, что валиострский тебе неизвестен, – с превосходством хмыкнула Тиф. – Он считался первым человеческим языком Хары и во времена Скульптора уже был мертв. Знали его лишь единицы. А сейчас он и вовсе забыт.
– Но не тобой?
– Моя учительница не только умела возиться с подснежниками и быть большой дрянью, но и знала древние языки. Так что у меня есть навык в чтении старинных текстов. В этом я ничуть не уступаю Митифе. Эти закорючки рассказывают интересную историю. – Проклятая вновь открыла пожелтевшие страницы.
– А в чем тогда бред?
Убийца Сориты выпятила нижнюю губу и задумчиво посмотрела на девушку.
– Это – одна из записных книжек Кавалара. Мысли, соображения, идеи, основы плетений, какие-то схемы, немного воспоминаний, адреса, наброски речи для Совета. В большинстве своем – гора мусора. Надо очень постараться, чтобы найти в ней золотую песчинку. Почти весь текст записан рукой Скульптора. Чернила, кстати, не тускнеют со временем – очень интересное плетение, я такого не знала. А вот то, что написано на валиострском, авторству Кавалара не принадлежит. Другой почерк.
– Он мог его изменить, – пожал я плечами. – Что тут такого?
– Зачем ему это делать? – удивилась Тиа. – К тому же и чернила другие. Бледные. Их едва видно. Целитель, насколько я помню историю, склонности к языкам никогда не имел и даже в имперских диалектах путался, не говоря уже о тех, что считаются мертвыми. Тут еще вот что. Я смотрела на свет – страницы вклеены. И сделано это было уже после того, как Скульптор написал книгу.
– Что там сказано? – вытянула шею Рона.
– Не знаю. Я только начала читать, когда пришли вы.
– Прочитай нам.
– Я что? Нанималась? – возмутилась та.
– Если ты забыла – книга моя, – напомнила девушка.
Проклятая намек поняла:
– Бездна с вами. Хотите слушать глупости – ваша беда. Не моя. Здесь не так много. Последние листы вырваны.
Она прищурилась и произнесла:
– В Гаш-шаку пахло яблоками…
В Гаш-шаку пахло яблоками, подступающей осенью, теплым камнем, булками, щедро посыпанными заморской корицей, и ветром с бескрайних лугов. Он игриво подхватывал ароматы и растаскивал их по всему городу, залетая на каждую улочку, в каждый переулок, забираясь в каждое распахнутое окно. На могучих тополях, в начале лета заваливающих город пушистым «снегом», листья уже начали терять зеленый цвет, и на них появились желтоватые пятнышки.
Гаш-шаку славился своими парками, их было много, особенно в восточной части, где кварталы йе-арре граничили с храмами Мелота и единственной улицей, на которой обитали Высокородные, посланники дельбе Гарвэ. Ни летунов, ни тем более эльфов не любили, и поэтому люди редко заходили в парки этой части города.
Кавалару нравились уединенные места, где никто не стал бы его беспокоить и отвлекать от занятий. Пожалуй, восточный парк – то немногое, что он ценил в родном городе. Гаш-шаку никогда не мог сравниться с Альсгарой, где всегда хотел жить юный Целитель. Там было обожаемое им море – стихия, вдохновляющая Кавалара. Но вот уже второй год, сразу после окончания школы в Корунне, ему пришлось находиться здесь вместе со своей наставницей и лишь мечтать о южном городе.