– Я шевелю, – произнес Назар, перебирая струны гитары. – И я говорю: у Аллы к Бубулину может быть один интерес – выйти за него замуж, чтобы через месяц он околел от избытка положительных эмоций. Алла останется вдовой с хорошей квартирой, дачей и старой, как муж, машиной. Черкесов, я перечислил полностью достояние Прохора Никитича?
– Полностью, – кивнул тот удрученно. – Только Бубулин на то и Бабуин, что общественные интересы для него важнее личных, по бабам он не бегает.
– А Науменко? – прищурил один глаз Андрей. – Он и Алла не…
– Мне на этот счет ничего не известно, – сухо сказал Черкесов.
– Я понимаю, тебе неприятно, что тебя обставили, как… – Андрей не закончил фразу. – Но ты же не хочешь быть убитым? Тогда выкладывай всю информацию.
– Какую? Какую еще информацию я должен выложить? – простонал Черкесов. – Вы уже и так обо мне знаете… больше, чем я сам.
– Да что ты к нему прицепился? – пожалел Черкесова Назар. – Человека убивали, избивали и ограбили, меняли, подсылали агентом в стан врага… Еще и бабы ему… хм!
Черкесов вскочил и заходил по комнате, негодуя:
– Да сколько можно издеваться! Вам смешно, да? Вас бы на мое место!
– Вася, ну что ты так кричишь? – сказала Лиза. – Тебе пытаются помочь…
– Мне ваша помощь вот уже где! – провел ребром по горлу Черкесов. – Я устал. От ваших намеков, издевок, смешков и… унижений устал. Да, я плохой человек, плохой! Что же мне теперь, удавиться? А вы все умные, хорошие и благородные, черт вас возьми! Хоть бы кто задумался, каково мне! Жил и не знал, что меня окружают одни… ехидны. И все за моей спиной… обували меня. А я не знал. Я верил им. И что теперь? Я никто! Меня нет! Но меня упорно хотят убить. Я ничего не понимаю, кроме того, что меня обязательно должны убить. И так мозги съехали набекрень, потому что я постоянно думаю об одном: кто из них? А тут еще вы… Постоянно подкалываете, постоянно подчеркиваете, что я ничтожество. А знаете, пусть меня лучше убьют!
– Я сейчас рыдать буду, – сказал флегматично Андрей. – Горько-горько.
Черкесов схватил дубленку и выскочил на улицу. Паузу заполнили звуки гитары. Лиза оглядела всех и тихо проговорила:
– Зачем вы так? Он же человек… Догоните его.
– Угу, человек, – проворчал Андрей. – Из-за этого человека мы забыли, когда спали. Да что ты так переживаешь за него? Никуда он не денется.
– Андрей, нельзя пользоваться чьей-то беспомощностью, – сказала Лиза. – Он зависит от вас, а вы и правда рады поиздеваться.
– Он не был беспомощным, когда ворочал грязными делишками, а выставлял себя чуть ли не святым, – вскипел Андрей. – Дерьмо он, а не человек, твой Черкесов! Был, есть и будет дерьмо. Если эта кутерьма кончится положительно для него, ничего не изменится, вот посмотришь. Он будет таким же, каким был до взрыва.
– Все равно нехорошо, – проговорила Лиза. – Сильному нельзя измываться над слабым. От этого сильный становится грубым и бесчеловечным.
– Лиза, я простой, как хозяйственное мыло, – запальчиво сказал Андрей. – Мне всех этих словесных завихрений не понять. Благодаря твоему несчастному иисусику, мы четверо… нет, пятеро – еще вон там Вероника спит, я и ее считаю, – так вот мы вынуждены теперь думать, как защититься неизвестно от кого.
– Нас, как ты сказал, пятеро, – возразила Лиза. – А он один.
– Ну, так иди, пожалей его! – психанул Андрей.
– И пойду.
Лиза накинула пальто, платок и вышла, тяжко вздохнув.
Снова гитарные аккорды заполнили тишину в доме. Гриша делал вид, что ничего не слышал, сгорбился над подоконником, ремонтируя часы. Назар не сводил понимающих глаз с Андрея.
– Командир, ты рискуешь, – сказал он в тон аккордам, которые брал на гитаре. – Русские женщины очень часто берут шефство над дистрофиками, особенно над моральными, потому что они ущербнее дистрофиков физических.
– Заткнись, – беззлобно бросил Андрей.
– Я нем, как кит на мелководье. Так что, Алке будем делать экзамен?
– Завтра скажу. Мне надо подумать.
– Ну, думай, думай, – многозначительно сказал Назар, отложив гитару. – А я потопал на покой. Щас ка-ак засну… Прошу меня не будить.
Андрей вышел на крыльцо. У забора стоял Черкесов и курил, Лиза находилась рядом, что-то тихонько говорила ему.
– Просьба всем войти в помещение, – не употребляя имен, сказал Андрей. Ни Лиза, ни Черкесов не сдвинулись с места. И он произнес в пространство: – Пуля, вообще-то, сама по себе дура, но она становится умной в умелых руках.