Как вышло, что его лицо оказалось возле моего, я до сих пор не помню. Не помню я и того, кто первый позволил себе коснуться губами губ другого. Но я отчетливо помню, как мои горячие от желания и болезненного жара губы коснулись его губ, не менее горячих и страстных.
Грэм уже не казался мне холодной и неприступной скалой — он был жарким, как раскаленный от солнца песок, порывистым, как ветер, и бесконечно желанным.
Мои руки обвились вокруг его шеи, а пальцы запутались в густых волосах. От Грэма пахло соснами и медом — я вдыхала его запах и задыхалась от счастья. Его руки путешествовали по моей спине, и я чувствовала такую сладкую слабость, что каждая клеточка моего тела плавилась, как воск под лучами палящего солнца. Грэм был настойчивым и нежным, сильным и ласковым, внимательным и небрежным одновременно. Моя голова кружилась, но не потому, что я была больна, — это карусель любви подхватила меня и понесла на бешеной скорости.
Да, в тот миг я поняла, что люблю Грэма Фэрроуза. Люблю с такой неистовой, бешеной силой, что мое сердце слишком мало, чтобы вместить в себя это огромное чувство. Люблю и не чувствую никакой Вины, потому что любовь всегда права.
Наконец Грэм оторвался от моих губ и позволил мне перевести дыхание. Как назло, меня разобрал страшный кашель, и я ничего не могла сказать своему любимому доктору в течение нескольких минут.
Когда я наконец откашлялась, Грэм протянул мне кружку с горячим морсом. Я сделала несколько глотков, а потом осмелилась поднять свой взгляд на мужчину, с которым только что так жарко целовалась.
— Плохой из меня доктор, — покачал он головой. — Мало того что я целуюсь со своей пациенткой, так еще и не могу облегчить ее страдания.
— По-моему, это было удивительно эффективное лекарство, — осмелилась я возразить своим сиплым голоском. — Мне стало гораздо лучше.
На лице Грэма забрезжила ласковая улыбка. Он улыбался так редко, что я почувствовала облегчение: у меня оставались сомнения в том, что этот поцелуй с его стороны не был короткой вспышкой влечения.
— Как ты, Ди? — спросил он.
Голос у него всегда был глухим и чуть хрипловатым, но в тот момент хрипотца усилилась. Едва ли я смогла бы заразить своего доктора простудой после одного-единственного поцелуя, поэтому вполне логично было предположить, что голос Грэма хрипел от волнения. Да, это меня тоже обрадовало. Теперь меня радовало все в поведении моего доктора, что имело хотя бы какое-то отношение к моей скромной персоне.
— Ты о чем? О моей простуде или о чем-то другом? — шутливо поинтересовалась я, усаживаясь на кровати.
Было видно, что он колеблется. С одной стороны, ему хотелось приказать мне: «А ну-ка, ложитесь, мисс Притчард!». С другой — ему хотелось быть со мной мягким и говорить вовсе не о моей болезни. Я же, шальная, сумасшедшая от счастья, нагло пользовалась своим новым положением и забавлялась над своим доктором, которого влюбленность сделала таким милым и нелепым.
— Я обо всем. — Грэм потянулся к моей руке, теребившей одеяло, и сжал ее в своей. — Мне важно все, что с тобой связано. И, конечно, важно знать, что ты ко мне чувствуешь.
— Какой же вы недогадливый, господин доктор, — игриво покачала я головой. — Неужели вы до сих пор ничего не поняли?
— Ди, мне не до шуток, — укоризненно посмотрел он на меня. — Для меня все это очень серьезно. Надеюсь, и для тебя тоже.
Если бы он знал, какую радость я испытала, услышав эти слова!
— Для меня тоже, Грэм, — ответила я. — Мне казалось, ты мог заметить это и раньше.
— Раньше я замечал только то, что ты прекрасно чувствуешь себя в компании мистера Стархейма, — не очень-то ласково покосился на меня Грэм. — И мне казалось…
— Напрасно казалось, — перебила я своего ревнивого доктора. — Да, мне нравится Клеманс. И он чем-то напоминает мне Дика Хантона, того мужчину, о котором я говорила, но это уже в прошлом. Нас с Клемом связывает лишь дружба.
— Ты уверена, что он тоже относится к тебе как к другу? — не унимался Грэм.
— Вообще-то мы с ним поговорили об этом. И пришли к выводу, что нам обоим не нужно переходить черту.
— Черту? — многозначительно посмотрел на меня Грэм, ожидая продолжения.
Я нервно поерзала на своей кровати и даже почувствовала, что меня снова бросает в жар.
— Я имею в виду ту черту, которая отделяет дружеские отношения от отношений более близких.