Ренула как-то раз мрачно сказала:
– Люди говорят, что дух леса именно твоего ребенка выбрал в жертву.
Ответом ей была звонкая пощечина. До этого никто не помнил, чтобы добрая хозяйка хоть раз подняла на кого-нибудь руку. Ренула в первый миг даже опешила, но не рассердилась. Сказала миролюбиво:
– Идите поспите, сударыня. Я посижу с малюткой. Вы с ног валитесь от усталости.
Но Эмма и слышать не хотела. Мумма рыдала над Герлок, как над своим ребенком, и Эмме от этого становилось только хуже. Но однажды Мумма, отупев от слез, сказала:
– Есть примета, что если поднять среди зимы хозяина лесов, убить и его жиром натереть больного, то сила зверя передается ему, и больной одолевает смерть.
Жизнь в Арденнах изобиловала такими приметами. Эмма мало обращала на них внимания. Но сейчас схватилась даже за это. Хозяин лесов – медведь. У арденнских жителей перед ним был почти суеверный страх, но Эмма знала человека, который убил медведя. Она тут же кинулась к Бруно. Трутлинда, его жена, встретила ее мрачно. Сказала, что муж уехал с несколькими мужчинами собирать мох и кору в корм скоту. И не будет его дня три, так как он – тут желчное худое лицо Трутлинды совсем исказилось от злости – собирается заночевать в селении смолокуров, где живет его очередная шлюха с пащенком от Бруно.
Эмма поникла. Бруно был единственным, к кому она могла обратиться с просьбой добыть медведя, и теперь он уехал…
Но в тот же вечер собаки во дворе зашлись лаем, а вышедший поглядеть, в чем дело, Вазо вернулся, сияя улыбкой.
– Это Видегунд. Он приволок медведя.
Казалось странным, что такой хрупкий юноша мог в одиночку убить и потом доставить из леса в селение матерого зверя. Да и сам он еле держался на ногах. Проговорил тихо:
– Мне сказали, что твой ребенок болен. Медвежий жир помогает.
Эмма едва не расцеловала его. Надежда придала ей сил, и она тут же взялась за работу. Медвежий жир поставили топить, и пока Эмма растирала тельце ребенка, хозяйственная Ренула занялась дублением шкуры – из нее получится прекрасное теплое одеяло на зиму.
Неизвестно, помог ли жир, или подействовало одно из снадобий, каким потчевала дочь Эмма, но к утру жар у Герлок спал, она заснула спокойно, и Эмма впервые за последнюю неделю позволила себе отдохнуть. Проснулась от громкого плача малютки.
– Мумма, Мумма! – звала Герлок. – Ням, ням!..
Счастье, что у кормилицы за это время не пропало молоко. Эмма передала ей ребенка и сквозь счастливые слезы наблюдала, как жадно сосет грудь изголодавшаяся малышка. Эмме она казалась чудом. Так рано заговорила. Правда, молодую мать порой огорчало, что Герлок путает слово «мама» с именем Муммы и часто зовет кормилицу матерью.
Только на следующее утро она узнала, что Видегунд был оставлен в усадьбе. Ренула объяснила госпоже:
– Куда его было отпускать? Он еле держался на ногах, а под утро у него начался жар. Бедный лесной дурачок. Видимо, он немало шлялся по лесу, выискивая берлогу, а потом еще тащил сюда эдакую тушу. Ноги-то совсем отморозил, да так сильно, что они покрылись ранами.
Эмма решила, что просто обязана помочь самоотверженному юноше. Он весь горел, был в беспамятстве, почти не чувствовал, когда она смазывала язвы на его ногах лисьим жиром и свиной желчью. Порой Видегунд приоткрывал свои глаза цвета молодого желудя. Глядел на нее.
– Присноблаженная Дева Мария!..
Эмма не могла понять, бредит он или молится. По большей части он пребывал в беспамятстве.
Герлок же стала быстро поправляться. Ела и спала. Спала и ела. Эмма подолгу просиживала, глядя на дочь с улыбкой. У нее теперь было много свободного времени, и это было непривычно. Она возилась с Видегундом, которого трепала лихорадка, тепло укутывала, поила теплыми отварами, растирала бальзамом из хвои и трав.
Ренула помогала ей. Сказала однажды:
– Лесной дикарь, но как хорош, клянусь былой невинностью!
Эмма даже улавливала в ее голосе некоторые похотливые нотки. Молчала. Худощавое, жилистое тело Видегунда все словно сплошь состояло из маленьких твердых мускулов. И такая нежная кожа. К нему приятно было прикасаться. Она растирала его, проводила ладонями по плечам и рукам, прослеживая форму крепких мышц, твердых даже в расслабленном состоянии. От сильного аромата хвойного масла кружилась голова.
– Чем это вы тут занимаетесь?
Эмма вздрогнула, словно ее поймали с поличным. Бруно! Она не заметила, как он вошел. Глядел на неподвижное, полунагое тело Видегунда. Желваки на щеках так и вспухли.