Черная овчарка вдруг вскочила, вздыбила шерсть. Эмма тотчас соскочила с камня, кинулась к одежде, торопливо оделась. Нет, ее Дала, как звали собаку, по-прежнему спокойно лежит на траве, высунув красный язык. Эмма, склонившись, застегнула ремешки сандалий и стала сушить на солнце волосы, расчесывая их рукой.
Она еще не собиралась уходить. Весь склон по бокам от водопада пестрел травами, и она стала собирать их. Здесь были целые заросли мать-и-мачехи, мяты, спорыша, медвежьего уха. Эмма опустилась прямо на траву, положила на колени сорванные цветы и стала перебирать их, укладывая в корзину.
Было удивительно тихо, только в траве трещали кузнечики да шумела, сбегая по уступам, вода. Где-то рядом вспорхнула птица, пролетела бесшумно и, опустившись на камень, стала пить, запрокидывая головку. Эмма сидела умиротворенная и расслабленная, наслаждалась этой тишиной. Ее распущенные волосы просохли, и ей стало жарко под ними.
Дала вдруг подняла голову и в следующий миг, вскочив, кинулась в лес. Эмме было так хорошо и покойно, что она не придала этому значения и продолжала перебирать цветы, решив, что ее собака учуяла какую-то зверюшку. Однако вскоре громкий лай собаки перешел в ласковое поскуливание, и из-за темных стволов елей внизу показался Тьерри.
Пока он поднимался по склону, дурачась с собакой, Эмма наблюдала за ними, заслонясь рукой от солнца. Тьерри, по обыкновению отлынивая от работы, ушел в лес. За плечом его висел лук, но колчаны наполнены стрелами, и было ясно, что он не очень-то утруждал себя, выслеживая зверя. Эмма вдруг ощутила нежный трепет в груди. Сейчас, играя с собакой и по-мальчишески смеясь, Тьерри был так хорош собой!.. Его смоляные волосы растрепались и легкомысленными прядями спадали на светлые глаза. Он загорел, и белозубая улыбка казалась еще ослепительнее на смуглом лице. Одет он был просто: в тунику из домотканого сукна и просторные штаны из той же материи, стянутые в щиколотках переплетенными ремнями. Талию его обвивал ремешок кожаного плетения, и почти до него туника была расшнурована, открывая крепкую мускулистую грудь.
У Эммы вдруг забилось сердце. Захотелось коснуться ладонью этих твердых мышц, ощутить их тепло. Она поспешно отвернулась, боясь, что выдаст себя. Но Тьерри беспечно разлегся рядом на траве, болтая без умолку. В селении монастыря сейчас самая сенокосная страда, а он еще до рассвета улизнул в лес с луком. Дичь ему, как всегда, не попалась. Да, неважный из него охотник. Зато он встретил ее, а это получше, чем вспугнуть стадо оленей или подстрелить перепела. И где – возле самого водопада Лесных Эльфов, как называют это место местные жители. Говорят, утром и вечером в брызгах воды здесь можно увидеть танцующие силуэты маленьких хозяев леса.
– Замолчи, Тьерри! Разве можно поминать в такой глуши лесные божества?
– А где их еще поминать? Уж не в церкви ли?
Эмма окинула взглядом лес. Было тихо, пахло нагретой солнцем хвоей, но порой она не могла отделаться от ощущения, что из сумрака под елями за ней кто-то наблюдает. Глупости! Вон Дала лежит спокойно, да и чего ей опасаться, если рядом Тьерри? Сильный, отчаянный Тьерри. Она окинула взглядом всю его крепкую, ладную фигуру, сильные плечи, взглянула в живые блестящие глаза.
А он вдруг подсел ближе, взял в руку одну из ее распушившихся после купания прядей.
– Сдается мне, приди я немного раньше, мог бы увидеть не эльфов, а русалку, прекрасную нагую русалку, плескавшуюся в воде.
Она, смеясь, оттолкнула юношу.
– Ты бесстыжий. Мне следует благодарить лесных духов, что они так долго кружили тебя по лесу и дали мне возможность побыть одной.
Тьерри точно не слышал, что она говорила. Был он какой-то странный, на редкость серьезный, напряженный. Опять он поймал ее блестящую на солнце прядь, прижался к ней щекой, коснулся губами.
– Ваши волосы пахнут свежестью.
И опять Эмму оглушил стук собственного сердца. Она видела затаенный огонь в глубине его серо-голубых глаз, слышала неровное дыхание. Так случалось и раньше, когда Тьерри находился рядом, но она еще ни разу не видела такой призывной мольбы в его взоре. И никогда еще не была так расположена внять этой мольбе.
Но совладала с собой.
– У тебя заманчивые, греховные глаза, Тьерри. Да, именно греховные. Ибо ты смотришь на меня сейчас совсем не так, как брату положено глядеть на сестру.
Тьерри вдруг беспечно рассмеялся.
– О, клянусь всеми духами леса! И признаюсь, что никогда и не думал, что мы состоим в кровном родстве.