В башню поднялась Рустика с Герлок на руках. Старшая дочь Вазо оказалась прекрасной нянькой, и, когда Герлок была с ней, Эмме было даже спокойнее, чем когда девочка оставалась с кормилицей. Мумма все же была слишком глупа, а Рустика – серьезный, рассудительный подросток. Вся в мать, такая же деятельная и надежная. В отличие от Обреи, которая отличалась ленцой, как и ее отец. И от Бальдерика, от которого, после того как он в прошедшую этим летом ночь праздника Солнца познал свою первую женщину, вообще проку было мало: вечно он куда-то убегал, а дома вел себя так дерзко, что Эмме пару раз пришлось надавать ему пощечин, чтобы не позволял себе совсем не детские вольности. Его игривость с совсем уже мужскими ухватками стала раздражать Эмму. А вот Мумма заигрывала с подростком, как с совсем взрослым. И когда Бальдерик трепал ее за щеки или лапал, едва ли не урчала от удовольствия.
Эмма ни в чем не попрекала ее, не усылала обратно. Во-первых, Герлок еще по утрам сосала молоко, во-вторых, в разросшейся усадьбе лишние рабочие руки были совсем не лишними, а сама Мумма панически боялась вернуться в дом матери, где озлобленная на весь свет Трутлинда просто изводила ее. К тому же Эмма, которая чувствовала, что сама в любой миг может оступиться, не слишком судила Мумму, когда та потихоньку удалялась вслед за Бруно в конюшню или же откровенно совращала хозяйского сына.
– Госпожа, – обратилась к Эмме Рустика. – Прибыл аббат Седулий.
Эмма, несколько удивленная, сошла вниз: настоятель появлялся в Белом Колодце редко, разве что в праздники или во время сбора десятины.
Седулий стоял у ворот усадьбы, благословляя окруживших его крестьян. Завидев Эмму, сразу же поспешил к ней.
– Во имя Отца и Сына… – перекрестил он ее ладонью.
Эмма заметила, что настоятель чем-то взволнован. Оказалось, дело в Тьерри.
– Его нет уже почти неделю.
– Ну и что? – удивилась Эмма. – Тьерри не малый ребенок, чтобы вы так пеклись о нем. Охотится где-то в лесу или ушел в селения смолокуров к какой-нибудь смазливой девице.
А про себя едва ли не улыбнулась. Безумец! Она догадывалась, где он. «Я буду ждать тебя у водопада Эльфов. Каждый день».
Но Седулий был другого мнения.
– Тьерри не любит лес и никогда не уходил так надолго. И в дикие селения не охотник заглядывать: он чтит свою мать – хоть одна добродетель у этого сорвиголовы есть – и никогда не заставлял ее подолгу волноваться.
Эмма знала, какие нежные узы связывали Тьерри и мать. Это всегда умиляло ее. Не случилось ли с ним и в самом деле чего?
– А что лично вас заставило волноваться? – спросила Эмма настоятеля.
Ей показалось странным, как забегали глаза Седулия.
– Видит Бог, я ничего дурного не хочу сказать. Но недавно с выгона в аббатстве пропала телка. Может, где-то в лесах появились люди, что скрываются от закона. И если Тьерри встретился с ними – упаси Господь и святой Губерт.
Эмме оставалось лишь пообещать, что, если Тьерри появится, она непременно сообщит. А про себя решила, что непременно наведается к водопаду Эльфов. Она почти хотела встретить там Тьерри.
Когда юноши на месте не оказалось, даже обиделась. Чисто по-женски. Обещал ведь… Она решила все же немного обождать его. Села на прежнее место. День был такой же ясный, солнечный, но ночью шел дождь, и теперь над травой клубилась легкая дымка тумана. На разные голоса щебетали птицы, где-то ритмично выбивал дробь дятел. Эмма сидела, обхватив руками колени, порой подзывала рыскающую в тени деревьев Далу. Думала о Тьерри. Вот сейчас ее собака опять зайдется радостным лаем и из сумрака леса появится Тьерри. Веселый, дерзкий и такой ласковый… Она знала, почему так хочет, чтобы он пришел. Конечно, для начала она попеняет ему за столь долгое отсутствие, за то, что он заставил всех так переживать за себя. А он вновь будет смеяться, обнимет ее, и она… она не будет, наверное, сопротивляться. Она почти жаждала этого.
Когда раздался вой, Эмма подскочила как на пружинах.
Выла Дала. До этого неспокойно шнырявшая вокруг, она вдруг замерла возле поваленной ели за деревьями и, по-волчьи задрав голову, поджав хвост, выла долгим пронзительным воем.
– Дала! – рассердилась Эмма.
Собака не тронулась с места, продолжала свою протяжную волчью песню. Эмма подошла к ней, чувствуя, что ноги словно плохо слушаются. Замерла, не доходя. Запах. Она отчетливо услышала зловонный трупный запах. Сделала еще шаг. Еще.
Лучше бы она не подходила. В сумраке леса, возле поваленной сосны, она увидела Тьерри. Вернее, то, что когда-то было Тьерри. Смотрела, не в силах пошевелиться.