344 
Ликвидационную комиссию министры сразу поняли и приняли. Выяснять местонахождение имуществ Царства Польского и передавать их полякам, ликвидировать наши там учреждения. И председателем комиссии – поляка.
Но само воззвание? – министры вдруг закапризничали, стали критиковать. И никто не мог возразить по существу: какие ж его мысли неверны? Освобождённая Россия в лице своего Временного Правительства спешит обратиться к вам с братским приветом? – так, в лице правительства, а не совета депутатов. Срединные державы Европы воспользовались ошибками лицемерной старой русской власти? – верно. Они предлагают вам призрачные государственные права и этой ценой хотят купить кровь поляков, которые ещё никогда не боролись за деспотизм? – абсолютно правильно. Свободная Россия зовёт вас в ряды борцов за свободу народов? – но это оборот, которым Милюков гордился: что мы – опередили их в свободе, пусть нос не задирают, и теперь зовём их . А дальше – главное программное заявление: что Временное Правительство считает создание независимого польского государства…
Ну да, – боязливо жался князь Львов, – чем считает? Тут очень нужно осторожненько.
Залогом мира! – предложил кто-то. Прекрасно.
Да, но в каких границах независимая Польша? Разумеется, за счёт всех трёх – России, Германии и Австрии.
– Но, – тяжело возразил Гучков, – если им самим дать определять, где кончается Польша, то они отхватят Минск и Киев, и всю Литву.
– Я думаю так, – искал Милюков: – из земель, населённых в большинстве польским народом.
– А где пополам с малороссами?
– Нет, тут надо доработать, подумать, как бы не ошибиться. Поляки – слишком чувствительный народ.
– Но уже Совет брякнул, мы не можем откладывать, поймите! – сердился Павел Николаевич. Который раз он чувствовал, что ему не хватает в правительстве полноты власти. Совершенно зря он не рискнул взять премьерство в первый же день.
– Надо оговорить, – хмурился Гучков, – что, дескать, Россия надеется, что те народы, которые, ну… связаны с Польшей веками совместной жизни, тоже получат, и в Польше, обеспечение национального существования.
Милюков и сам понимал, что поляков надо укоротить, но его формулировка была более тонка.
Дальше – про будущий братский союз с Польшей – правильно. И ссылка, что только Учредительное Собрание может дать согласие на территориальное изменение России – юридически безупречна, этого не может сделать даже правительство, не то что совет депутатов. Светлый день истории, день воскресения Польши, союз наших чувств и сердец – это всё хорошо, но сошлись на том, что надо всё же дорабатывать. Тем более, что, по важности декларации, должны будут подписать все министры. Ну, к завтрашнему заседанию, Павел Николаич.
Теряем день. Уже и так всё отлично выражено. Какой набор нерешительностей! Павел Николаевич надулся. Завтра представит в том же виде – и всё примут.
И – потянулась, потянулась занудная череда мелких дел, это правительство не умело отбирать главное от неглавного. Что делать с комитетом по борьбе с немецким засилием? Ведь он был по сути орудием правых, – но сейчас неприлично бы выглядело ликвидировать его. Передать в министерство торговли и промышленности. А Коновалов, воодушевлённый своим успехом снятия национальных ограничений с покупки акций всех видов (еврейские круги приняли восторженно), теперь хотел бы иметь большую свободу с неограничением так называемого неприятельского, то есть австро-немецкого, капитала, зачем нам лишать себя лишних средств? И нужны средства на разработку горючих сланцев по южному берегу Финского залива. Хорошо, миллион двести тысяч. А междуведомственное совещание по устроению и развитию Русского Севера запрашивает: своевременно ли ему существовать или кому оно должно передать свои дела и денежные остатки? Совсем неожиданный вопрос, и никто в правительстве не знал, что тут решить. А Мануйлов тоже просил внимания: облегчить процедуру оставления теперь за штатами профессоров, назначенных прежним правительством без представления факультетов и советов. (Боже мой, неужели это нельзя проделать самому? Да у Павла Николаевича своя есть тоже неотложная работа: быстрей использовать возможности свободы: готовить к изданию свои думские речи с восстановлением выпущенных мест – русская публика заслужила прочесть их полностью. Нет, сиди слушай эту ерунду.) А Набоков предлагал сокращения в составлении официальных бумаг. А вот была телеграмма от духоборов из Канады: они, 10 тысяч, бежавшие от зверского царского правительства, теперь хотели бы вернуться на родину, рассчитывая, что новое правительство не будет же их привлекать к воинской повинности.
344 
