Особенно,... 
79 
– Ростем? Ростем Гударшан? Это ничтожество – кей?! Да он и с сатрапией не управится, плесень! Окружил себя лизоблюдами, корчит мецената; певичек спонсирует… Пусть скажет спасибо, что заполучил статус шахрадара в Спахбаде! Областной центр в захолустной провинции – его предел. Не будь он племянником кея Кобада…
Нейрам прикусил язык, вспомнив, что здесь не все – вехдены. Стыдно распинаться перед инорасцами, вслух понося известных политиков родины. Удел скорпиона – вонзать жало в собственную спину. Человек мудрый и опытный, а таким видит себя каждый юноша, умеет держать язык за зубами.
Он нахмурился и подвел итог:
– Это глупая шутка. Она мне не нравится.
– Да кто тут шутит, недоумок?!
– Гай, угомонитесь! Если бы у вас из памяти выпали без малого тридцать лет, поглядел бы я… И вы, Нейрам, тоже хороши! – на всякий случай Лючано перешел с антисом на «вы», стараясь лишний раз не нервировать человека, которого еще недавно кормил с ложечки «замазкой». – У легата нервный срыв. По вашей милости ему пришлось жечь своих. Кстати, это и вправду были миротворцы…
– Издеваетесь? – лицо юного антиса начало багроветь, как ранее – физиономия Тумидуса. – Помпилианцы-миротворцы в системе Йездана-Дасты? А звезды, я понимаю, сделаны из горного хрусталя?!
– К сожалению, дело обстоит именно так.
Лючано развел руками: мол, ничего не попишешь. Жест вышел на редкость неестественным. Так «дает петуха» оперный премьер, выяснив в середине арии, что зрительный зал омолодился, превратясь в толпу ребятни, требующей мультиков.
– Ха! Могли бы придумать что-нибудь поправдоподобнее!
– Не верите мне, выслушайте сородичей. Вехдены не лгут.
Антис смерил взглядом «сородичей»: мокрых от пота, в грязных спортивных костюмах.
– Думаю, они полукровки, – с презрением бросил он. – Такие вполне могут солгать. У них ни внутреннего огня, ни уважения к запретам.
Хорошо, что у трубача оказалась быстрая реакция. Иначе драка возобновилась бы: есть оскорбления, которые гитарист не собирался терпеть даже от воскресшего лидер-антиса. Пальцы Бижана когтями впились в плечо «йети». Заль кипел, пыхтел, скрипел зубами, переваривая обиду…
– Гнев – начало безумия, – еле слышно сказал трубач. – Уймись, Заль. И вы, почтенный Нейрам, не обижайтесь на него. У моей девочки дурной характер. Лучше прикоснитесь ко мне и убедитесь сами.
Антис недоверчиво взял протянутую ладонь Бижана. Сжал двумя лапищами, словно проверяя на прочность, застыл, прислушиваясь к ощущениям.
– Прошу прощения, – кивнул он, отпуская трубача. – Вы – полноценный вехден. Если у вас есть, что сообщить мне, я готов выслушать.
Несмотря на результат «теста», держался Нейрам настороженно. К трубачу он обращался с подчеркнутой официальностью. Делая вид, что не замечает недоверия, Бижан принялся рассказывать. Впору было ему посочувствовать: кратко изложить события четверти века – задача не из легких! Да еще так, чтобы антис, восставший из небытия, тебе поверил.
Трубач старался изо всех сил.
Он приводил только даты, цифры, имена, факты – то, что исключало двоякое толкование. Обученный, как любой спецагент, «лгать правдой», сейчас он действовал «от обратного» – не оставляя лазеек для интерпретаций.
«Все бы так на допросах отвечали!» – восхитился Гишер.
По мере рассказа Нейрам приходил во все большее волнение. Он вскочил, меря шагами поле недавнего побоища. Босые ноги давили комья жирной земли, покрываясь грязью. «Босиком по земле?! – ужаснулся за антиса Лючано. – Насколько же бедняга потрясен, что не замечает нарушения запрета?..»
Лишь теперь Тарталья понял, что значил для несчастного вирус роботизации. Превращение из владыки Космоса в тупую куклу-Пульчинелло; механическое равнодушие к основам, составлявшим образ жизни, стержень бытия Хозяина Огня. Система запретов, въевшаяся на уровне физиологии, рухнула в одночасье. У кого другого внутренний огонь превратился бы в пепел и золу. Антиса спасло лишь колоссальное напряжение его пламени, справившееся с вынужденными потерями.
«Как бы не „закуклился“, превратясь в прежнего „овоща“…»
К счастью, опасения не оправдались. Бижан замолчал, с надеждой следя за расхаживающим по оранжерее Саманаганом-младшим: «Ну теперь-то вы мне верите, уважаемый?» Трубач выглядел опустошенным и выдохшимся.
79 
