98 
Пышноволосый двинулся к Акселю. Но тут что-то произошло. Прежде чем кто-либо успел пошевельнуться или крикнуть, Таллис метнулся из-за спины Джулиуса и нанес парню сильнейший удар по скуле. Он бил раскрытой ладонью, но с такой яростью, что тот свалился на руки дружков и чуть не упал на пол.
Саймон сжал кулаки. Если сейчас начнется потасовка, он готов. Аксель в недоумении смотрел на Таллиса. Джулиус не скрывал восторга. Таллис весь изогнулся, как зверь.
— Сраная сволочь, — схватившись рукой за лицо, промычал пышноволосый.
— Пошли отсюда, — сказал один из компании.
В следующую минуту они уже выходили. Дверь ресторана захлопнулась.
— Спасибо, джентльмены, — проговорил ямаец. Таллис опустился на стул.
— Этот удар был потрясающ! — сказал Джулиус.
Он, Саймон и Аксель пили виски в доме Акселя-Саймона. Все трое были в высшей степени возбуждены. Прошло уже часа два.
— Да, клянусь Богом, это впечатляло, — сказал Аксель. — И знаете, ведь мы все проявили себя в соответствии со своими характерами. Саймон вмешался, не понимая, во что ввязывается, я говорил, ты наблюдал, Таллис действовал.
— Это было великолепно, — повторил Джулиус.
Со всеобщего согласия обед в китайском ресторане отменили. Потом решили и вообще поскорее убраться подальше: эти подонки могли передумать или вернуться с подкреплением. Ямайца, посадив в такси, отправили к нему в отель. Оказалось, что это был секретарь приехавшей с официальным визитом делегации. Таллис отправился заявить о случившемся в полицейский участок. Прийти потом в Бэронс-корт и вместе пропустить по рюмочке он отказался.
— А как замечательно вел себя этот человек и с каким достоинством держался.
— Ничего себе, первое впечатление от Англии!
— Мне действительно очень хотелось уговорить его пойти с нами.
— Он был так потрясен, бедняга.
— Таллис тоже был потрясен. Он весь дрожал, вы заметили?
А я и сейчас дрожу, думал Саймон. В его памяти все еще жили те чудовищные мгновения. Что, если бы они не подоспели вовремя? Он быстро глотнул еще виски.
— Должен признаться, я получил очень яркие впечатления, — сказал Джулиус. — Я и так предвкушал этот вечер, но такого великолепия, разумеется, не ожидал.
— А Таллис очень расстроился, — вставил Саймон.
— Врезав другому так, как врезал он, любой бы расстроился, — сказал Аксель.
— А я, наверное, никого бы не смог ударить, — задумчиво сказал Саймон.
— Я тоже, — присоединился Джулиус.
— Ты меня удивляешь, Джулиус, — сказал Аксель. — А вот я — мог бы.
— Кого и когда?
— Ну… при определенных обстоятельствах я, полагаю, мог бы стукнуть Саймона.
Аксель и Джулиус рассмеялись.
— И при каких же это обстоятельствах? — лукаво спросил Джулиус.
Оба опять залились смехом.
Кажется, я сейчас упаду в обморок или расплачусь, подумал Саймон. Лучше мне выйти прежде, чем это произойдет. Он встал и тихо пошел к двери.
Когда пробирался за стулом Акселя, тот ухватил его за рукав:
— Саймон!
— Да? — Саймон вздрогнул.
— Я считаю, что ты сегодня вел себя очень храбро, мой дорогой. — Сквозь ткань пиджака Саймон почувствовал теплоту руки Акселя. Теперь у нас все будет хорошо, подумал он.
Обернувшись, Аксель взглянул на Саймона. Над его головой Саймон увидел сияющее лицо Джулиуса. Это лицо властно притянуло к себе взгляд Саймона, и, прежде чем он повернулся к двери, Джулиус выразительно подмигнул ему.
Саймон доплелся до кухни. Ну и свинья же я! — подумал он. Сел, положил голову на руки и заплакал.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
В те самые секунды, когда часы на Биг-Бене били десять, Руперт Фостер вошел в свой кабинет в Уайтхолле. Время его появления всегда колебалось не более чем в пределах одной-двух минут. Большое, прямоугольной формы окно выходило в Сент-Джеймский парк, пышно одетый сейчас июльской листвой. Бледно-голубое изогнутое озеро казалось под ясным небом эмалевым. Дворец едва виднелся за деревьями, словно усадебный дом где-нибудь далеко, в глуши.
Удовлетворенно вздохнув, он выложил на стол свой номер «Таймс». Кроссворд, который он разгадывал в вагоне, был решен почти полностью. Когда-нибудь он поставит рекорд — решит все до конца. Кабинет выглядел по-деловому, но приятно. Некоторые из коллег Руперта ставили у себя безделушки, развешивали цветные семейные фото и даже разводили цветы. Руперт не одобрял этого и ограничился тем, что оживил белые стены серией купленных на распродаже архитектурных эскизов восемнадцатого века. Казенная мебель в комнате была не слишком уродливой, ковер — пушистым, письменный стол — внушительным. На нем аккуратными стопками разложены бумаги. Аккуратные стопки бумаги успокаивают. Роль пресспапье играли отшлифованные морем камни, которые супруги Фостер привозили с берегов рек и морских побережий всех стран Европы.
98 
