78 
– А чего вы ожидали еще? – спросил Гай Марий у молодого Цезаря, когда они тащились по перистилю вокруг садика. – Ростовщики, разумеется, покроют это преступление.
– Так говорит Луций Декумий. Марий остановился.
– И ты много беседовал с этим архиплутом, молодой Цезарь? – спросил он.
– Да, Гай Марий. Он глубоко осведомлен во всякого рода делах.
– И большинство из этих сведений, готов поклясться, не годятся для твоих ушей.
– Мои уши росли вместе со всем остальным в Субуре, и я сомневаюсь, что здесь их может что-либо оскорбить, – усмехнулся молодой Цезарь.
– Нахальный мальчишка! – тяжелая рука легонько стукнула мальчика по затылку.
– Этот садик слишком мал для нас, Гай Марий. Если ты хочешь, чтобы твоя левая сторона на самом деле обрела подвижность, нам нужно ходить дальше и быстрее, – это было сказано твердо и авторитетно, тоном, не допускавшим возражений.
– Я не хочу, чтобы Рим увидел меня в таком виде! – проворчал Гай Марий.
Молодой Цезарь решительно отцепился от левой руки Гая Мария и оставил великого человека ковылять без поддержки. Когда перспектива падения стала очевидной, мальчик снова подошел и поддержал Мария с кажущейся легкостью. Марий не переставал удивляться, как много силы таится в этой худенькой фигурке. Не ускользнуло от внимания Мария и то, что молодой Цезарь пользовался своей силой, безошибочным инстинктом чувствуя, где и каким образом он может добиться максимального эффекта.
– Гай Марий, я перестал называть тебя дядей, когда пришел к тебе после того, как с тобой случился удар. Я подумал, что удар поставил нас на один уровень. Твое dignitas уменьшилось, мое возросло. Мы теперь равны. Но в некоторых отношениях я тебя определенно превосхожу, – бесстрашно сказал мальчик. – Благодаря любезности моей матери – и потому, что я думал, что мог бы помочь великому человеку – я тратил свое свободное время на то, чтобы составить тебе компанию и вернуть тебе способность ходить. Ты хочешь лежать на своем ложе и заставляешь меня читать тебе вслух, а запас историй, которые ты мог рассказать мне, исчерпался. Я уже знаю каждый цветок, каждый кустик и каждый сорняк в этом саду! И я прямо тебе скажу: эта затея изжила себя. Завтра мы выйдем через дверь, выходящую на Серебрянический спуск. Мне не важно, пойдем ли мы вверх, на Марсово поле, или вниз, через Фонтинальские ворота, но завтра мы выйдем!
Свирепые карие глаза уставились сверху вниз в холодные голубые, и как ни заставлял себя Марий не обращать на это внимания, глаза молодого Цезаря всегда напоминали ему глаза Суллы.
Это было все равно, что встретиться на охоте с большой дикой кошкой и обнаружить, что глаза ее, которым полагалось бы быть желтыми, на самом деле бледно-голубые в окружении полночной темноты. Таких кошек считают выходцами из преисподней; может быть, таковы и эти люди?
В дуэли взглядов не уступал ни один из них.
– Я не пойду, – сказал Марий.
– Ты пойдешь.
– Разрази тебя гром, юный Цезарь! Я не могу сдаться мальчишке! Ты что, не знаешь более дипломатических способов решать дела?
Искреннее удивление отразилось в этих беспокойных глазах, придав им живость и привлекательность, совершенно несвойственные глазам Суллы.
– Когда имеешь дело с тобой, Гай Марий, нужно забыть о таких вещах, как дипломатия, – заявил юный Цезарь. – Дипломатический язык – это прерогатива дипломатов. Ты не дипломат, к счастью. Каждый знает свое место, когда имеет дело с Гаем Марием. И это мне нравится так же, как нравишься мне ты.
– Ты что, не признаешь слово «нет» в качестве ответа, мой мальчик? – спросил Марий, чувствуя, что его воля сокрушена. Сначала стальные когти, а потом меховые рукавицы. Каков подход!
– Да, ты прав, я не принимаю слово «нет» в качестве ответа.
– Ладно, хорошо, мальчик, посади меня здесь. Если мы собираемся завтра выйти, то сейчас мне нужно отдохнуть. – Марий прокашлялся – А что, если завтра мы отправимся на Прямую улицу? Меня отнесут туда в паланкине, а потом я выберусь из него и мы сможем пойти куда твоей душе угодно.
– Если мы и попадем с тобой на Прямую улицу, Гай Марий, то произойдет это только в результате наших собственных усилий.
Некоторое время они сидели в молчании. Молодой Цезарь держался совершенно спокойно. Он с самого начала понял, что Марий не любит суеты, и когда он сказал об этом своей матери, она просто использовала это как хорошую школу для того, чтобы избавить его от суетливости. Он мог найти способ, как взять верх над Марием, но не мог победить свою мать!
78 
