Все руки взметнулись вверх.
– Тит Тициний, наше собрание приказывает тебе явиться к Квинту Лутацию Катулу в Капую, – объявил Пизон Фругий, откровенно улыбаясь. – Ликторы, снимите с него цепи. Он свободен.
Однако центурион не соглашался уйти, пока его не подвели к Гаю Марию, где он упал на колени и заплакал.
– Учи своих капуанских рекрутов хорошенько, Тит Тициний, – напутствовал его Марий, устало опустив плечи. – А теперь, да простят меня присутствующие, я думаю, мне пора идти домой.
Луций Декумий появился из-за колонны, лицо его сморщилось в улыбке. Он протянул руку к Титу Тицинию, но взгляд его был обращен к Гаю Марию:
– Здесь есть паланкин для тебя, Гай Марий.
– Я не поеду домой в паланкине, если мои ноги донесли меня в такую даль! – возразил Марий. – Помоги мне, мальчик.
Его огромная рука ухватилась за тонкую руку молодого Цезаря, так что ниже его захвата она побагровела, но лицо молодого Цезаря не выразило ничего, кроме сосредоточенности. Он приступил к своей задаче – поставить Гая Мария на ноги так, словно это не стоило ему никакого труда. Поднявшись, Марий сразу взял свою палку, мальчик шагнул, поддерживая его левую сторону, и они пошли вниз по ступенькам, как два сцепившихся краба. Казалось, что половина Рима сопровождала их при подъеме на холм, приветствуя каждое усилие Мария.
Слуги, отталкивая друг друга, оспаривали честь провести Мария, лицо которого сделалось серым, в его комнату. Никто не обращал внимания на юного Цезаря, тащившегося позади. Когда он понял, что вокруг никого нет, то, сжавшись в комок, опустился на пол в проходе между дверью и атриумом и лежал неподвижно, закрыв глаза. Юлия нашла его там некоторое время спустя. Лицо ее исказилось от страха, она опустилась рядом с ним на колени, почему-то не решаясь позвать на помощь.
– Гай Юлий! Гай Юлий! Что с тобой?
Когда она обняла его, он прильнул к ней, лицо его побледнело, грудь тяжело дышала. Она взяла его руку, чтобы проверить пульс, и увидела темные синяки – следы пальцев Гая Мария.
– Гай Юлий! Гай Юлий!
Он открыл глаза, вздохнул и улыбнулся, румянец постепенно вернулся на его щеки.
– Я довел его до дома?
– Да, да, Гай Юлий, ты превосходно доставил его домой, – сказала Юлия, едва не плача. – Ты измучился больше, чем он! Эти прогулки по городу становятся слишком тяжелы для тебя.
– Нет, тетя Юлия, я справлюсь с этим, правда. Он не может ходить ни с кем другим, ты же знаешь, – ответил он, поднимаясь.
– Да, к сожалению, это так. Спасибо тебе, Гай Юлий! Я благодарна тебе больше, чем могу выразить, – она внимательно рассмотрела синяки. – Надо приложить что-нибудь, чтобы не болело.
Его глаза оживились и заблестели, а на губах появилась улыбка, растопившая сердце Юлии.
– Я знаю, что может мне помочь, тетя Юлия.
– Что?
– Поцелуй. Один из твоих поцелуев, прошу тебя! Поцелуев он получил множество, и всякой еды, какой только пожелал, и книгу, и ложе в ее рабочей комнате, чтобы отдохнуть; она не отпускала его домой, пока за ним не пришел Луций Декумий.
Сменялись времена этого года, в течение которого ход войны изменился наконец в пользу Рима, а Гай Марий и юный Цезарь сделались одной из неотъемлемых достопримечательностей Рима: мальчик, помогающий мужчине, мужчина, медленно восстанавливающий способность передвигаться самостоятельно. После своего первого выхода в город, они направили свои стопы в сторону Марсова поля, где толпа была пореже, и их передвижение вызывало меньший интерес. По мере того, как Марий восстанавливал силы, их прогулки все удлинялись вплоть до торжественного дня, когда они достигли Тибра там, где кончалась Прямая дорога; после продолжительной передышки Марий искупался.
Как только он начал регулярно плавать, его выздоровление ускорилось. Он также увлекся военными и конными упражнениями, которые они наблюдали во время своих прогулок. Марий решил, что юному Цезарю пора начать свое военное воспитание. Наконец-то! Наконец Гай Юлий Цезарь получил зачатки знаний, которыми так жаждал овладеть. Он был посажен в седло довольно резвого пони и показал, что является прирожденным конником. Он сражался с Марием на деревянных мечах до тех пор, пока Марий уже не смог поймать мальчика на ошибке и вынужден был признать, что теперь тот дерется как надо. Он сразу же научился плавать, так что Марий был уверен, что он без особого труда сможет продержаться на воде. Он также услышал от Мария истории нового рода – его раздумья о полководце, как субъекте командования.