Глава двадцать вторая,

рассказанная Ахиллом

Страшась посмотреть в лицо тем, кого я любил, и скрыть от них свои планы, я вернулся за мирмидонский частокол, медленно переставляя ноги. Патрокл с Фениксом сидели за столом на солнце и играли в кости, сдабривая игру веселым хохотом.

— Что случилось? Что-нибудь важное? — поинтересовался Патрокл и встал, чтобы обнять меня за плечи.

С тех пор как в мою жизнь вошла Брисеида, он делал это все чаще, что было достойно сожаления. Прилюдное заявление прав на меня не могло ему помочь и, кроме того, раздражало. Он словно пытался возложить на меня бремя вины: я твой двоюродный брат и любовник и ты не можешь просто так бросить меня из-за новой игрушки.

Я дернул плечами, сбрасывая его руку:

— Ничего не случилось. Агамемнон пожелал узнать, как мы справляемся с нашими воинами.

Феникс изобразил удивление.

— Он бы мог сам это увидеть, если бы дал себе труд прогуляться по нашему лагерю, разве нет?

— Ты же знаешь нашего великого господина. Целый месяц он не созывал совет, и ему ненавистна мысль, что его рука на нашей шее дает слабину.

— Но почему позвали только тебя, Ахилл? Это я разливаю вино на совете и забочусь о том, чтобы всем было удобно.

Патрокл выглядел уязвленным.

— Нас было всего несколько человек.

— Калхант тоже был? — спросил Феникс.

— Калхант сейчас не в милости.

— Из-за Хрисеиды? Ради своего же блага ему бы стоило держать рот на замке насчет этого, — заметил Патрокл.

— Может, он думает, если надавит посильнее, то в конце концов своего добьется, — небрежно ответил я.

Патрокл удивленно посмотрел на меня:

— Ты правда так думаешь? Я — нет.

— Вы не могли придумать ничего лучше, чем играть в кости? — Я сменил тему.

— Что может быть приятнее этого в такой прекрасный день, когда нет троянцев? — спросил Феникс.

Он бросил на меня проницательный взгляд.

— Тебя не было все утро. Слишком долго для пустой болтовни.

— Одиссей был в хорошей форме.

Патрокл погладил меня по руке.

— Иди сюда, сядь с нами.

— Не сейчас. Брисеида дома?

Я никогда не видел Патрокла в гневе, но тут его глаза полыхнули яростью, рот исказился от боли, и он закусил губу.

— Где же ей еще быть? — огрызнулся он, повернулся ко мне спиной и уселся за стол. — Давай играть, — сказал он Фениксу, который удивленно смотрел на нас.

Войдя внутрь, я позвал ее, и она выбежала из двери во внутренние покои, чтобы упасть в мои объятия.

— Ты скучала по мне? — Глупый вопрос.

— Мне показалось, будто прошло несколько дней!

— Скорее уж полгода.

Я вздохнул, думая о том, что произошло на совете в заколоченной досками комнате.

— Без сомнения, ты уже выпил вина больше чем достаточно, но, может, хочешь еще?

Я посмотрел на нее с удивлением:

— Знаешь, я только сейчас об этом подумал — мы совсем не пили вина.

Ее живые голубые глаза наполнились смехом.

— Совет был так увлекателен?

— Скорее скучен.

— Бедняга! Агамемнон тебя накормил?

— Нет. Будь хорошей девочкой и найди мне чего-нибудь поесть.

Щебеча, как птичка, она занялась моей трапезой, а я сидел и смотрел на нее, думая о том, какая прелестная у нее улыбка, какая грациозная походка, какая лебединая шея. Война постоянно грозит смертью, но она, казалось, даже не думала о возможной гибели; я никогда не говорил с ней о битве.

— Ты видел Патрокла там, на солнце?

— Да.

— Но предпочел меня.

В ее голосе прозвучало удовлетворение, означавшее, что их соперничество не было односторонним. Она подала мне горячий хлеб и блюдо с оливковым маслом.

— Вот, только что из печи.

— Ты сама испекла?

— Ахилл, ты прекрасно знаешь, я не умею печь.

— Верно. У тебя нет женских талантов.

— Скажи мне это сегодня ночью, когда мы задернем над дверью занавес и я буду на твоем ложе, — невозмутимо заявила она.

— Так и быть, у тебя есть один женский талант.

Стоило мне это сказать, как она уселась ко мне на колени, взяла мою свободную руку и просунула ее под широкую эксомиду, прикрывающую левую грудь.

— Ахилл, я так тебя люблю.

— И я тебя. — Я запустил пальцы ей в волосы и поднял ее лицо так, что ей пришлось посмотреть мне в глаза. — Брисеида, ты можешь мне кое-что пообещать?

  124