Я уже давно мог ее измотать, но мне не хотелось унижать ее гордость. Лучше покончить с со всем быстро и с честью. Когда она поняла, что ее путь окончен, то подняла на меня глаза и молча приняла свою судьбу, а потом попытала счастья с последним, отчаянным приемом. Белая лошадь поднялась на дыбы и, опускаясь вниз, развернулась и рухнула на мою кобылу с такой силой, что та пошатнулась, заскользив копытами по земле. Пока я удерживал ее голосом, левой рукой и пятками, опустилась секира. Я поднял свою секиру, чтобы отразить удар и отвести ее в сторону, и больше не колебался. Мое лезвие вошло в обнаженный бок Пентесилеи, как в необожженную глину. Не доверяя ей, пока она держится прямо, я быстро выдернул секиру, но ее рука, нащупывавшая кинжал, уже ослабела. На белую шкуру кобылы хлынул алый поток, и царица зашаталась. Я соскользнул со своей лошади, чтобы поймать ее, прежде чем она упадет.
Ее вес придавил меня к земле. Я опустился на колени, обняв ее за плечи и щупая ее пульс. Она была еще жива, но тень ее уже услышала зов Аида. Она взглянула на меня глазами бледно-голубыми, как разбавленная солнцем вода.
— Я молила, чтобы это был ты.
— Царь должен умереть от руки самого достойного из врагов, а ты — скифский царь.
— Благодарю тебя за то, что ты покончил с поединком быстрее, чем у меня закончились силы, и именем Девы-лучницы прощаю тебе мою смерть.
У нее в горле раздался предсмертный хрип, но губы все еще двигались. Я нагнулся, чтобы расслышать.
— Когда царица умирает под секирой, она должна вдохнуть свое последнее дыхание в рот своей убийце, которая будет править вместо нее.
Кашель. Она силилась договорить:
— Возьми мое дыхание. Храни мой дух, пока тоже не станешь тенью и я не попрошу его обратно.
У нее во рту крови не было; собрав остатки своего мужества, она дохнула мне в рот и умерла. Чары развеялись, я осторожно опустил ее на землю и встал на ноги. С криками горя и отчаяния ее воительницы бросились на меня, но мирмидоняне меня прикрыли, дав возможность увести с поля гнедую кобылу и найти Автомедонта. Этот каркас из кожи и дерева был добычей получше рубинов.
Раздался чей-то голос:
— Ахилл, какое отличное представление ты им устроил. Уверен, немногие из мужчин — да и женщин тоже, если уж на то пошло, — когда-нибудь видели, чтобы кто-то занимался любовью с трупом.
Мы с Автомедонтом круто повернулись, не веря своим ушам. Нам глупо ухмылялся Терсит-лазутчик. Неужели армия настолько меня презирает, что кто-то подобный Терситу может высказывать свои поганые мысли мне в лицо и считать себя в безопасности?
— Как жаль, что они напали на тебя и помешали тебе закончить, — глумился он. — А я-то надеялся хоть мельком взглянуть на твое самое мощное орудие.
Дрожа от холодного гнева, я поднял руку:
— Убирайся, Терсит! Убирайся прочь за спину Диомеда или Одиссея, под чью дудку ты пляшешь!
Он повернулся к нам спиной.
— Правда жалит, верно?
Я ударил его только раз, и, когда мой кулак нашел его шею как раз в том месте, где заканчивался шлем, рука вспыхнула болью до самой лопатки. Он упал, словно камень, и свернулся на земле, как змея. Автомедонт зарыдал от ярости.
— Пес! — Он опустился на колени. — Ты сломал ему шею.
— Скатертью дорога!
Мы поставили амазонок на колени, ибо их сердца умерли вместе с Пентесилеей; они продолжали сражаться, только чтобы погибнуть в своем первом набеге на мир мужчин. Когда у меня выдавалось время, я искал тело царицы, но его нигде не было видно. Под конец дня ко мне подошел один из мирмидонян.
— Господин, я видел, как тело царицы унесли с поля.
— Куда? Кто?
— Царь Диомед. Он прибыл с несколькими аргивлянами, раздел ее, привязал за пятки к своей колеснице и уехал прочь вместе с ее доспехами.
Диомед? Я едва мог в это поверить, но, когда поле начали убирать после битвы, направился к нему.
— Диомед, это ты взял мою добычу, тело царицы амазонок?
— Да! — свирепо отрезал он. — Я бросил ее в Скамандр.
Я сохранил вежливый тон:
— Почему?
— А почему бы и нет? Ты убил моего двоюродного брата Терсита, один из моих воинов видел, как ты ударил его, когда он повернулся к тебе спиной. Ты заслужил расстаться и с царицей, и с ее доспехами!
Я сжал кулаки:
— Ты поспешил с выводами, друг мой. Найди Автомедонта и спроси его, что сказал мне Терсит.
С несколькими мирмидонянами мы отправились искать царицу, не надеясь ее найти. Скамандр вернул себе силу течения и полноводность. За двенадцать дней траура по Гектору мы укрепили речной берег, чтобы держать лагерь в сухости, а над Идой снова прошли дожди.