Он содрогнулся от рыданий:
— О Ахилл! Антилох мертв.
Я поднял руку, чтобы прикрыть глаза:
— Когда?
— Сегодня, на поле боя. Это моя вина, только моя… Он пришел мне на помощь, и Мемнон пронзил его копьем. Я даже не могу увидеть его лицо! Копье вошло в затылок и вышло через рот, оно раздробило его лицо на куски. Он был так красив. Так красив!
Я заскрипел зубами:
— Мемнон поплатится, Нестор, клянусь. Клянусь обетами, которые я дал богу реки Сперхеи.
Но старик только покачал головой:
— Разве это что-то изменит? Антилох мертв. Труп Мемнона мне его не вернет. Я потерял пять сыновей на этой несчастной равнине — пятерых из семи моих сыновей. И Антилох был мне дороже их всех. Он умер в двадцать лет. А я жив в девяносто. Боги не ведают справедливости.
— Мы покончим с этим завтра? — спросил я у Агамемнона.
— Да, завтра. Троя надоела мне до смерти! Еще одной зимы здесь я не вынесу. У меня нет никаких новостей из дома, ни от жены, ни от Эгисфа. Я посылаю своих гонцов, они возвращаются и говорят, что в Микенах все хорошо. Но я хочу домой! Хочу увидеть Клитемнестру, моего сына, двух оставшихся дочерей.
Он посмотрел на Одиссея:
— Если мы не возьмем Трою осенью, я поеду домой.
— Осенью Троя будет взята, мой господин.
Он вздохнул; этот мужчина был хладнокровным и твердым, как железо, и в его глазах было больше, чем просто усталое безразличие.
— Мне тоже надоела Троя. Если мне суждено двадцать лет провести вдали от Итаки, то следующие десять пусть пройдут где-нибудь еще, кроме Троады. Я предпочту сражаться с сиренами и гарпиями, чем с этими скучными троянцами.
Я усмехнулся:
— Сирены и гарпии не знают, что их ждет, если они с тобой свяжутся, Одиссей. Но мне все равно. Троя — конец моего мира.
Зная пророчество, Одиссей ничего не ответил и наклонился над чашей с вином.
— Агамемнон, пообещай мне только одно.
Его голова снова опустилась на руки.
— Все, что пожелаешь.
— Похорони меня в скале с Патроклом и Пентесилеей и проследи, чтобы Брисеида вышла замуж за моего сына.
Одиссей напрягся:
— Ты уже призван?
— Не думаю. Но скоро это должно случиться. — Я протянул ему руку.
— Обещай, что мой сын будет носить мои доспехи.
— Я уже обещал. Он их получит.
Нестор вытер глаза и высморкался в рукав.
— Ахилл, все будет, как ты пожелаешь.
Дрожащими пальцами он вцепился себе в волосы.
— Почему бог не может призвать меня! Я молил его и молил, но он не услышал. Как я вернусь на Пилос без сыновей? Что я скажу их матерям?
— Ты вернешься, Нестор, — произнес я. — У тебя остались еще два сына. Когда ты поднимешься на свои бастионы и посмотришь вниз на песчаный берег, Троя поблекнет и будет казаться сном. Только помни нас, павших, и совершай нам возлияния.
Я отрубил Мемнону голову и швырнул тело под ноги Нестору. В тот день мы воспряли духом, недолгому возрождению троянцев пришел конец. Они медленно отступали по равнине, а я все убивал и убивал. Моя рука казалась мне чересчур медлительной, хотя секира взлетала с прежней частотой и жестокостью. Но когда я продирался сквозь строй лучших хеттских воинов, каких царь Хаттусили смог предложить в жертву на пропитанный кровью алтарь, имя которому Троя, мне стало дурно от этой бойни. Где-то в уголке своего сознания я слышал мелодичный голос, в котором слышались слезы, наверно моей матери.
Под конец дня я засвидетельствовал свое почтение Нестору и помог подготовить Антилоха к погребению. Мы положили юношу рядом с его четырьмя братьями в склеп на утесе и бросили Мемнона ему в ноги, как пса. Но мысль о погребальных играх и тризне была невыносима; я незаметно ускользнул домой.
Брисеида ждала меня. Когда она меня не ждала?
Я взял ее лицо в ладони и сказал:
— Ты всегда прогоняешь горе прочь.
— Сядь и побудь со мной.
Я сел, но говорить с ней не смог: мое сердце сковывал ужасный холод. Она оживленно болтала, пока не взглянула на меня, и тогда ее оживление пропало.
— Ахилл, что случилось?
Я молча покачал головой и вышел на свежий воздух, там я остановился, подняв голову к бесконечным небесным просторам.
— Ахилл, что случилось?
— О Брисеида! Все мое существо потрясено до основания! Никогда до сих пор я так остро не чувствовал ветер, не ощущал так сильно запах жизни, не видел таких спокойных и ясных звезд!