Особенно,... 
107 
Я отчаянно пытался не давать страхам принять реальные очертания, и помогала мне в этом мысль, что сегодня — пятница, а завтра — суббота и что завтра придет Бисквитик. Даже тут уже установилась успокоительная рутина. Должен ли я в таком случае отдать Бисквитику письмо, которое я написал прошлой ночью? Где-то сквозь высокие стрельчатые галереи вокзала тщился пробиться дневной свет, но здесь, внутри, царила желтая тьма, пронизанная электрическим светом и запахом серы. Поезда неукоснительно отходили один за другим, и я снова перечитал и тщательно обдумал последний черновик письма. Следует ли мне его посылать, не лучше ли переписать, сделать гораздо сдержаннее? Мне, во всяком случае, видна была восторженность, с мольбою протянутые в неудержимом порыве руки. Нужно ли расписывать мою погубленную жизнь? И могу ли я безоговорочно заявить Китти, что порвал с Томми? Не выглядит ли это как-то неблагородно, легкомысленно, низко, явно некрасиво и недостойно? Какое это может иметь значение, «помолвлен» я или нет? Огромное, но что значит, что это имеет значение? Почему я должен считать, что Китти заинтересует эта грязь? Не произведет ли плохого впечатления то, что я так стремлюсь утвердить свое одиночество и явно избавляюсь от Томми? Идиотские остроты Импайеттов во время ужина, наоборот, намекали на серьезность наших отношений.
Мне не хотелось, чтобы Китти думала, будто я замешан в какой-то вульгарной ссоре или еще не разрешившейся любовной размолвке. Лучше уж нескладная правда, чем это. Я должен был дать знать Китти, что вернул себе непорочность одиночества. И я решил оставить это, оставить все письмо так, как оно есть. Я написал его в порыве безумного вдохновения. Пусть оно в таком виде и дойдет до Китти, а уж она в своей мудрости и снисходительности поступит с ним, как пожелает.
Ужин у Импайеттов в самом деле был пыткой. Фредди сразу принялся говорить с Ганнером о пантомиме. Довольно скоро он смутился, поняв, что это не очень тактичная тема для беседы, учитывая то, что я порвал с Томми. Он попытался перевести разговор на что-то другое, но тут встряла Лора и принялась явно преднамеренно поддразнивать меня насчет Томми, которую она именовала моей девушкой, всячески давая понять, что охлаждение между нами — дело временное и что Томми, конечно же, будет участвовать в пантомиме. «Хилари так настаивал, чтобы мы включили его девушку». — «Ничего подобного». — «Хилари — невероятный лгунишка, впрочем, вы ведь знаете его столько лет». — «Не можем же мы допустить, чтобы Хилари поссорился с нашей звездой, верно, Фредди?» Импайеттам не было удержу: они привыкли делать из меня объект своих простодушных шуточек, а я не мог отказаться от роли клоуна, хотя мне и невыносимо было играть ее в этой аудитории. «На сколько спорим, что Хилари снова в разных носках? Хилари, покажите немедленно ваши носки!» Хилари — то, Хилари — это, пока я наконец не покраснел как рак и не вскипел от досады, огорчения и ярости.
Когда я потом вспоминал об этом, поведение Лоры показалось мне примитивным до глупости. Она была не в себе, взволнована, пила и смеялась больше обычного и, казалось, жаждала представить меня в идиотском свете перед своими гостями. И уж очень старалась показать, что у меня есть любовница, с которой я давно связан. «О, мы всё знаем — как вы ссоритесь с Томми и как долго эти ссоры длятся!» Это особенно вывело меня из себя и было жестоко, потому что я ничего не мог возразить. Лора положительно источала ехидство, но я не мог понять — почему? Возможно, все-таки она действительно немножко влюблена в меня? Женщина властная всегда постарается убрать другую женщину со своей территории, даже если та вовсе ей не соперница. Это получается чисто автоматически. Во всяком случае, Лора не могла не видеть в Китти соперницу, щедро одаренную природой, — угрозу ее, Лориному, маленькому мирку. Не хочет ли Лора дать Китти исподволь понять, что я — не одинокий свободный холостяк, и если уж не принадлежу Томми, то бесспорно принадлежу ей, Лоре? Или, быть может, это странное состояние Лоры объяснялось тем, что она знала о моих прежних отношениях с Ганнером? Мысль о том, что Китти может подружиться с Лорой, пришла мне, когда подали бефстроганов, и я чуть не подавился. А что, если Китти, на крайний случай, вдруг изберет ее своей наперсницей? Почему бы и нет? Мне стало плохо при одной мысли о том, что Китти получит представление обо мне со слов Лоры. И не потому, что Лора не любила или презирала меня, — просто в ее описании я буду, несомненно, глупо выглядеть.
107 
