ЧЕТВЕРГ

В четверг вечером я не поехал домой, чтобы, по обыкновению, переодеться, а просидел в баре на станции Слоан-сквер до тех пор, пока не настало время идти на Куинс-Гейт-террейс. Теперь я думал о Лоре Импайетт и о том «важном», что она хотела мне сказать. Неужели она в меня влюбилась? В другое время эта мысль позабавила бы и даже растрогала бы меня — при условии, что ничего, хоть в какой-то степени драматического, произойти тут не могло. Лора была большой специалист по части возвышенных идей. Но сейчас это дополнительное осложнение вовсе мне не улыбалось. Мне следовало пока держаться подальше от женщин. У меня сердце уходило в пятки, когда я вспоминал, в каком отвратительном виде, должно быть, предстал перед леди Китти, когда ссорился с Томми на лестнице нашего департамента. А что подумает обо мне леди Китти, если у нее хоть в какой-то мере создастся впечатление, будто я флиртую с женой Фредди? Меня затошнило при одной мысли о такой возможности. Ведь очень важно, чтобы леди Китти видела во мне — но крайней мере в том, что касается настоящего, — человека чистого. Понимал я и то, что мне необходимо как-то тактично довести до ее сведения, что я порвал с Томми. Какой я был идиот: зачем мне понадобилось говорить ей, что Томми — моя невеста? К тому же это была неправда.

Позже, когда я раздумывал о Лоре, мне пришло в голову одно новое соображение. А что, если Лора каким-то образом узнала о моем прошлом, обо всем, что произошло? Правда, из ее слов это не вытекало, и тем не менее она могла что-то откопать. Она ведь сказала, что хочет задать мне один вопрос. Так или иначе, существо столь любопытное рано или поздно вполне могло учуять, что между мной и Джойлингами что-то есть. Словом, появилось еще одно основание держаться подальше от Лоры. И тем не менее мне, естественно, хотелось увидеть ее, чтобы выяснить, о чем она хотела меня спросить и что хотела сказать.

На службе день для меня протекал необычно. Погода стояла холодная, неприятная, с небольшим туманом; мелкий дождь шел, переставал и снова шел. Я сидел за своим столом, что-то делал и всякий раз, как в комнату входил посыльный, думал, не принес ли он мне записки, написанной тем мелким почерком, которым, когда я в последний раз его видел, было начертано:

Но никакой записки не пришло. Вопреки обыкновению, я пообедал в служебной столовой. На лестнице я столкнулся с Клиффордом Ларром, и он с подчеркнуто безразличным видом прошел мимо меня. Трижды звонила Томми, и всякий раз я вешал трубку.

А сейчас, донельзя промокший и озябший, я подходил к двери Импайеттов. Лора ведь уволокла мой зонтик, и я, естественно, промок насквозь. Погруженный в свои мысли, я проделал весь путь от Слоан-сквер, даже не заметив, как припустил дождь. Кепка мокрой губкой лежала у меня на голове, пропитанное водой пальто отяжелело, и я плечами и спиной чувствовал, как в меня проникает липкая злокозненная сырость. Я уже думал лишь о том, как сейчас войду в гостиную Импайеттов, где в камине ярко пылает огонь, и выпью большой стакан джина.

Дверь мне открыл Фредди и, как положено, заохал при виде меня — уж больно жалкое являл я собою зрелище. Я только было хотел весело заметить, что его супруга изволила стащить у меня зонт, но тут мне пришло в голову, что, возможно, Фредди вовсе и не знает о том, что Лора бывает у меня. Эта мысль мне не понравилась. Тем не менее, углядев свой зонт в холле на подставке, я решил незаметно прихватить его, когда буду уходить вечером. Я болтал с Фредди, а он заботливо вешал мое мокрое пальто на плечики, как вдруг из гостиной донесся рокочущий мужской голос и вслед за ним — женский; внутри у меня все сжалось от волнения: я понял, что мне предстоит провести вечер с Ганнером и леди Китти.

  102