— Это контракт. Ты в долгу перед королевской библиотекой. В дневные часы ты будешь как бы моей служанкой, будешь выполнять любую работу, какую я сочту нужной. И ты не должна жаловаться, иначе тебя за волосы привяжут к позорному столбу в Большом дворце. Надеюсь, ты поняла?
— Служанкой?! — взорвалась Хизи. — Какая я служанка? Я принцесса.
— Мне это все равно. Особенно теперь, когда у меня на руках этот документ. Даже король, твой отец, служит Реке, а ты служишь ему, как и вся королевская семья. И это он приказал, чтобы ты служила мне.
Он протянул Хизи бумагу.
Она взяла ее дрожащими пальцами, но прочесть не могла, ей никак не удавалось сосредоточиться. В конце стояла подпись отца, его печать, это она увидела. И подпись, и печать были поставлены отцовской рукой, обмана здесь не было.
— Я… я, — открыла рот Хизи, но Ган перебил ее:
— Первое мое требование — молчать и говорить, только когда я тебе разрешу.
— Да, Ган, — сказала она, опустив глаза.
— Сегодня я покажу тебе, как чинить книги. Там для тебя непочатый край работы. А после этого, я полагаю… — Он оглядел комнату каким-то ненасытным взглядом. — Кстати, ты продвинулась в чтении на старом алфавите? Можешь ответить.
— Я старалась… — Голос вдруг осекся. Разве в силах читать она старинный алфавит так свободно, как этого требует Ган?
Ган пристально поглядел на нее.
— Тут еще масса работы по индексированию. Ты знаешь, что это такое?
— Нет, Ган.
— Какое невежество. — Он тяжело вздохнул. — Полагаю, это уже не исправить.
— Если я…
— Я не просил тебя разговаривать, — прошипел Ганн с исказившимся от злобы лицом.
— Прошу прощения. Я…
— Молчать!
Вся гордость Хизи встала на дыбы, но она, сделав усилие, сдержалась и не возразила ему.
— Иди за мной. И не смей останавливаться и рвать книги.
Ган подвел ее к маленькому столику, где лежали листы белой бумаги, доски вместо пресса и стояла мисочка с клеем.
— Слезы дешево стоят. Это самое простое. Любой простофиля может выдавить их из себя, — сказал Ган. — Я вначале покажу тебе, как это делается, а потом уже займемся переплетом.
Хизи кивнула. Она тупо следила за тем, как его темные мягкие пальцы ловко справляются с бумагой.
— Клея бери немного. Столько, сколько требуется, и смотри не переложи.
У Хизи вдруг мелькнуло подозрение — видение во время сна. Ган, стоящий над ней, наклоняется и рвет книгу, а потом уходит, оставив ее спящей. Он вполне мог это сделать нарочно, чтобы унизить ее, наказать за то, что она без приглашения ворвалась в его драгоценную библиотеку.
Палец Гана, как маятник, закачался у нее перед носом — он сердито грозил ей, и вид при этом у него был свирепый.
— Ты не слушаешь, — сказал он возмущенно.
Так оно и есть, подумала Хизи. Она ни слова не слышала из того, что он говорил.
VI
ДАР КРОВИ
— Молю тебя, — простонал Перкар. — Я уезжаю. Молю тебя, богиня, дай мне твое благословение.
Ручей продолжал течь, как всегда, лаская лишь его лодыжки, но и то безразлично, будто это были палки или скала.
— Я молю тебя, богиня, — повторял он без конца. А высоко в небе катилось и катилось солнце.
И только перед тем, как оно село, вода, наконец, забурлила и он увидел ее. Она стояла и наблюдала за ним.
— Я не могу любить тебя. Я не создана для этого.
— Это не имеет значения. — Он понимал, что рано или поздно ее красота погубит его. Такая страшная, такая дивная красота. Даже во сне ее невозможно возвеличить или приукрасить. Во сне ее красота только тускнела.
Она стряхнула с волос запутавшиеся в них листья. Мокрая смоляная прядка упала ей на правый глаз.
— Ты не имеешь права, не имеешь никакого права добавлять муку к моим страданиям. Ты такая же зверюга, как все остальные.
— Но ведь ты любишь меня.
Лицо ее дернулось, и губы растянулись в улыбке, но в самых их углах затаилось что-то недоброе.
— Ты не понимаешь, что я чувствую, Перкар. Я не зверь… во мне, наверное, уживается много всякого. И когда именно так я думаю о себе, в воплощении… в воплощении этого несчастного маленького существа, чья кровь течет во мне, я, мне кажется, люблю тебя. Но моя любовь, она особая, ты никогда в ней не разберешься. — Она покачала головой, жест очень человеческий. — Уходи, проживи свою жизнь и умри, и забудь про меня.
— Я и собираюсь уехать, — ответил Перкар.
— Вот и хорошо. И держись от меня подальше.