23 
Повернувшись, он продолжил свой путь.
Тени перенесли его в тайник неподалеку от Сумеречных Земель, где он хранил накопленные за многие годы магические рукописи. Он бережно завернул их и понес с собой на восток. Как только он попадет в Сумеречные Земли, то окажется в безопасности, а когда минует их, то будет вне всякой опасности.
Карабкаясь, он продирался по Рениссалским горам. Там, где горная цепь ближе всего подходила к Сумеречным Землям, Джек увидел самую высокую гору — Паникус.
Поднявшись выше тумана, Джек увидел вдали неясный силуэт Утренней Звезды на фоне Эвердон — Вечного Рассвета. Там, на своем утесе, Утренняя Звезда лежал неподвижно, с поднятой головой, лицом к востоку. Непосвященному он показался бы скульптурой, созданной ветром на вершине Паникуса. В самом деле, больше, чем наполовину он был камнем, его кошачий торс был со скалой одним целым. Сложенные крылья были прижаты к спине, Джек знал, хотя подходил к нему сзади, что руки Утренней Звезды все еще скрещены на груди, левая поверх правой, что втер не спутал его похожие на проволоку волосы и бороду, и что лишенные век глаза все еще уставлены на восточный горизонт.
Тропинки не было. Последние несколько сот футов подъема Джеку пришлось преодолевать почти отвесный каменный склон. Тени здесь были густыми, и Джек как всегда шагал вверх, будто шел по равнине. Не успел он достичь вершины, как вокруг завизжали ветры, но и они не заглушили голос Утренней Звезды, который шел словно из недр горы.
— Доброе утро, Джек.
Тот стоял слева от него и смотрел наверх, где черную, как покинутая им ночь, голову Утренней Звезды закрыло облачко.
— Утро? — сказал Джек.
— Почти. Всегда почти утро.
— Где?
— Везде?
— Я принес тебе выпить.
— Я пью дождевую воду из туч.
— Я принес вино, сделанное из винограда.
Огромная, испещренная шрамами от ударов молний, фигура тут же повернулась к нему, рога склонились вперед. Джек отвел взгляд от немигающих глаз, цвет которых никак не мог запомнить. В глазах, никогда не видавших того, на что должны были бы смотреть, есть что-то жуткое.
Он опустил левую руку и перед Джеком оказалась покрытая шрамами ладонь. Джек поставил на нее мех с вином. Утренняя Звезда поднял его, выпил и уронил к ногам Джека. Он утер рот тылом ладони, легонько срыгнул и снова уставился на восток.
— Что тебе нужно, Джек-из-Тени? — спросил он.
— От тебя? Ничего.
— Тогда почему же ты всякий раз, как идешь этой дорогой, приносишь мне вино?
— По-моему, ты его любишь.
— Да.
— Ты, наверное, мой единственный друг, — сказал Джек. — У тебя нет ничего, что мне хотелось бы украсть. У меня нет ничего, что тебе было бы действительно нужно.
— Может, тебе жаль меня? Я ведь привязан к этому месту?
— Что такое жалость? — спросил Джек.
— То, что удерживает меня здесь в ожидании зари.
— Ну так во мне ее нет, — сказал Джек, — потому что у меня есть нужда не сидеть на одном месте.
— Знаю. Полмира узнало, что ты нарушил договор.
— А знают они, почему?
— Нет.
— А ты?
— Конечно.
— Откуда?
По форме облака я узнал, что далеко отсюда, в одном городе три сезона спустя кто-то поссорится с женой и убийцу повесят раньше, чем я закончу говорить. Падает камень, и по его падению я узнаю, сколько девиц лишилось чести, и как движутся айсберги на другом краю света… По тому, каков ветер, я определяю, куда в следующий раз ударит молния. Я так долго смотрел, и настолько сам часть всего этого, что от меня ничего нельзя скрыть.
— Ты знаешь, куда я иду?
— Да.
— А что я там буду делать?
— И это тоже.
— Тогда, если знаешь, скажи — сбудется ли мое желание?
— Твой план удастся, но к тому времени может получиться так, что ты уже захочешь совсем другого.
— Я не понимаю тебя, Утренняя Звезда.
— Я знаю и это. Но так со всеми оракулами, Джек. Когда происходит то, что было предсказано, то, кто спрашивал, уже не тот же самый человек, каким был, когда задавал вопрос. Невозможно заставить человека понять, каким он станет с течением времени, а тот, для кого пророчество действительно верно, всего лишь его будущее «я».
— Очень мило, — сказал Джек. — Но я-то — не смертный. Я — человек тьмы.
— Вы все смертны, неважно, какую часть мира зовете своей родиной.
— Я не меняюсь. У меня нет души.
— Меняешься, — сказал Утренняя Звезда. — Все, что живет, меняется или умирает. Ваш народ холоден, но ваш мир — теплый и имеющий и обаяние, и очарование, и чудеса. Вы не можете понять тех, кто обитает на освещенной стороне планеты — но их наука так же холодна, как ваши сердца. Они бы приняли ваш мир, если бы так его не боялись, а вам пришлись бы по вкусу их чувства, если бы не та же причина. Тем не менее, в каждом из вас заложены способности. Только страх мешает открыть дорогу пониманию — ведь вы зеркальное отражение друг друга. Поэтому не говори мне о душе, человек. Ты никогда ее не видал.
23 
