XVII. ДРУЦ-ЛОШАДНИК или РАСКУДРИТЬ ТВОЮ!..

Не так все шло, наперекосяк, криво; гнилой выходил расклад. Еще днем казалось: все дерьмо, что могло свалиться на темечко, уже свалилось. Ан нет, баро, рано радовался! Оставался ушат-другой у фортуны в заначке, как раз по твою душу.

Встречу – убью.

Где-то там, наверху, где тянут жребий: кому фарт и пруха, кому дом казенный, а кому крест на погосте – где-то там сдвинулся, зашуршал вниз первый камешек, увлекая за собой дружков-товарищей. Лавина набирала разгон. Эх, будь ты в силе, Валет Пиковый – раньше б шухер учуял. С чего же все началось? С Филатовой подлянки? нет, раньше. С урядника, что за Рашелью прискакал? Может быть.

Углядеть бы! разобрать, разобраться… поздно.

И кой бес Княгиню сюда принес?! Водку, что ли, пить? песни горланить?! Перемолвиться бы – да не складывается. Едва ты с полчаса назад выбрел, шатаясь, наружу – якобы проветриться, надеясь, что и Дама Бубновая за тобой последует – сразу хвостом Карпуха увязался. Не скрываясь, в лоб: "Заблукаешь спьяну, ищи тебя… а нам Ермолай Прокофьич бОшки посворачивает!" Была б в избе хоть другая горница или там подклеть – утащил бы Рашку, вроде как по бабскому ремеслу использовать; да и той ухоронки бог не послал. Не уединишься. «Артельщики» – люди простые, им одной горенки на все про все хватает: и пить-гулять, и с бабами тешиться.

Еще эта дура-Акулька! ну, девка, ну, сатана! Ей Лупатый водки в глотку плеснул – она и окосела, чушь всякую мелет, похваляется, как к тебе в ученицы пойдет. Будете, значит, вместе железных змиев стращать. А Лупатый вокруг маломерка вьюном увивается, вон уже и раздел девку наполовину – а ей хоть бы хны! Спортит ее ублюдок Петюнечка, как есть спортит; поутру очнется – голосить станет.

Сама виновата.

Одна загвоздка: за девку поруганную мужички здешние и озлиться могут. А Филат со своей бой-бабой сгоряча еще и уряднику стукнут! Да и сама Акулька молчать не обучена. «Артельщики» – не дураки, даром что ветошники; особенно Карпуха. Понимать должны. Значит, кончат девку по-тихому. Мало ли? Волки порвали, или в болоте утопла. Сгинула – и концы в воду.

Хреново. И девку-дуру жалко, и в селе веры не дадут, что сама где-то пропала. А если еще видел кто, как она сюда шла… Выходит, гореть этой хавире по-любому! Княгиня тоже не с добрыми вестями, небось, нагрянула – добрые и подождать горазды. Когти надо рвать отсюда, Валет Пиковый! Веревка с варавским мылом тебе, беглому, по-любому обеспечена, терять нечего…

Раскудрить твою!.. дождались!

* * *

От страшного пинка дверь, распахнувшись настежь, с грохотом ударилась о стену.

И, резко качнувшись обратно, едва не припечатала по роже незваного гостя. Однако в последний момент тот все же подставил локоть; охнул от боли, выматерился сквозь зубы.

Заминка вышла.

Короткая, пустячная.

Однако хватило за глаза.

Душа-Силантий, например, вовсю лапавший Марфу-солдатку за бока, как-то разом оказался на ногах. Сорвал со стены двустволку; вскинул к плечу. Бил наверняка: картечью, дуплетом, чтобы изрешетило не только вошедшего, но и любого, кто возжелал бы ввалиться следом. Из левого ствола – гостеньку в брюхо; из правого – вскользь, прямиком в шевелящийся сумрак сеней.

Знал разноголосый лихое дело.

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

А у души-Силантия в глазах его заплывших навсегда:

…лужа.

С одного бока уже льдом подернулась. В середине тоже – собрались хрусткие осколочки, льнут друг к дружке. Вода пополам с грязью: мутная, пенная, отблескивает потешно. Вон, сбоку комья плещутся головастиками.

Сапог в лужу – хр-р-рясь!

Беги, лужа, во все стороны.

* * *

…да только атаман-Карпуха куда проворней оказался. Успел подбить злую руку: оба заряда с грохотом и треском ушли в потолок. Сверху на головы посыпалась мелкая щепа; в нос шибанула пороховая гарь.

Одновременно, как по команде, взвыли белугой дородная Марфа с дочерью.

– Цыть, дуры! – рявкнул Карп, и бабы заткнулись, как отрезало. – Ты чего, Силантий, очумел?! Это ж Филат!

  57