Действенность этой процедуры несомненна. Сила изогнутых зеркал была известна древним, и даже если история о том, как Юлий Цезарь установил на галльских берегах изогнутые зеркала, чтобы разглядеть приготовления бриттов к войне {224} , лишь басня, то нет сомнений, что катоптрическое зеркало, обращенное к Солнцу, может поджечь толстую палку, помещенную в его фокусе. А если Солнце, то почему не Венера и не Юпитер? Первого успеха Джон Ди добился, излечив своими зеркалами женину меланхолию, от которой та не могла избавиться после рождения первенца, Артура: материнская печаль post partem.[49]
Меланхолия человековолка, должно быть, глубже; к тому же могло оказаться, что даже такое верное и надежное средство, как искусство катоптрики, теперь слабеет, теряет силу. Нет способа узнать, кроме как попробовать и убедиться.
Джон Ди настроил зеркало поточнее, перевернул песочные часы и уселся ждать в сгущавшейся темноте.
Он думал: мы рвем на куски меланхоликов, которые по болезни выпали из человеческого сословия и сочли себя зверьми. Прежде было не так; прежде их полагали несчастными, коим нужны забота и любовь. Мы сжигаем выживших из ума старух, которые верят, будто в их кастрюльках варятся чудесные эликсиры, подобные зельям мудрецов, — они принимают зашифрованные тайные рецепты из старинных книг за буквальную правду и хотят добиться результата с помощью петушиных перьев, лошадиной мочи, полевых трав и лунного света. Может, когда-то одна несчастная, наслушавшись россказней про Гомункулуса, Сына, зарожденного в атаноре, принялась варить задохнувшегося при родах младенца, найденного в канаве, или вырытый из могилы трупик ребенка — такой грех, безусловно, заслуживает кары, но он не причинит вреда никому, кроме самой колдуньи.
Старые, презренные, отвергнутые женщины. Они пугают соседей проклятьями, и если вскоре заболеет ребенок или перестанет доиться корова, им это припомнят. И страх распространяется, достигая ученых, занятых науками, которых черни не понять. Такими, в которых священники и судьи — во всяком случае, большинство, — разбираются не лучше.
И тебя сожгут, сказала Мадими.
Возможно. Посмотрим, сколько пользы я смогу принести до тех пор.
Когда Венера склонилась слишком далеко к западу и лучи ее стали падать на башню под слишком малым углом, Джон Ди хлопнул себя по коленям, встал с табуретки и сверился с эфемеридами; он посмотрел на восток, где вставал Юпитер, веселый великан: столь же действенный защитник от меланхолии, сколь и его прекрасная голубая дочь, если она и вправду его дочь (или была ею), как утверждал Гомер. {225} Ди обратился к астрономическим приборам и начал отдавать команды Иоанну, который вращал зеркала. Они уловили звезду и перекатили клетку с настороженным волком в фокус параболы (слово, изобретенное Джоном Ди для зеркал такой формы {226} ). Ощутив на щеке жар румяной звезды, юноша моргнул и поднял голову, как человек, разбуженный проникшим в щелку солнечным лучиком; он приоткрыл рот, облизал губы и сглотнул слюну.
Ди подошел к клетке и открыл дверцу. Он сказал Иоанну:
«Спроси, можем ли мы без опаски выпустить его».
Джон обратился к затрепетавшему юноше, тот кратко ответил и стал выбираться из клетки.
«Он говорит, что хочет пить».
«Поди, — сказал Ди Иоанну, — принеси чистую рубашку и теплую накидку. Чашку белого вина, разбавленного; яблок, пшеничного хлеба. Сыра и зелени не нужно. В темнице ему давали темное пиво и гороховый хлеб; ему от этого хуже».
Иоанн быстро ушел, радуясь, что ему это позволили; Ди, кряхтя, принялся сдвигать тяжелую клетку с тележки, мальчик, видя, что ему трудно, бросился было ему помочь, но, едва поднявшись на ноги, упал.
«Рана, — сказал Ди. — Ты ранен — не вставай. Сиди спокойно».
Он положил руку парнишке на плечо, удерживая его на месте, и стал ждать Иоанна. Он думал о том вечере, шесть лет назад, когда Эдвард Келли явился в его мортлейкский дом, напуганный, даже сломленный, хотя и не понимавший этого; в ту ночь началось это путешествие.
Мальчика одели, накормили и соорудили для него на тележке тюфяк. Джон Ди переменил положение зеркал, ибо Юпитер непрестанно двигался, как и все звезды, среди течения ночи. Еще раз перевернули песочные часы. Мальчик уснул.
На расстоянии полумиллиарда миль (Джон Ди полагал, что лишь в сорока миллионах) оранжевый Юпитер сиял в лучах Солнца (Джон Ди полагал, что он светится сам); сквозь газовую оболочку, что уплотняется по мере приближения к центру, проникали лучики души больного мальчика, пронзая тысячи миль, достигая ядра, жаркого, словно звезда: там они увеличивали щедрость Бога на бесконечно малую величину и отражались усиленными.