Последние отзывы

  132  

— Расскажи о своей жизни… сейчас… я бы хотела услышать…

— Отец бил меня, братья били, мать… Боже! женщины — дерьмо… о тебе я не говорю… Колетта, дорогая, сними колготки, просто чтобы показать, что ты согласна. Я не буду торопить тебя, не буду насиловать, знаю, у тебя это в первый раз. Никакой другой девчонке я бы не поверил, но тебе верю. Колетта, ты знаешь, что будет немножко больно в первый раз, знаешь?

— Да.

Она медленно скинула туфли и стала снимать колготки. Отчаянно дрожа. Бросила их на пол, спустила юбку до колен.

— Ты похожа на маленькую девочку.

— Джо, а другие, которые здесь… они придут? Я так боюсь, не тебя, боюсь других.

— Других? А, тех! Слушай, Колетта, я тебе выдам секрет. А потом займемся любовью. Хочу тебя обрадовать. Нет здесь никого другого, только я.

— Только… ты?

— Да, я заставил их поверить в банду. Просто сказал, а они и поверили. Господи, как я смеялся! До чего ж это было легко. Теперь у них поджилки от страха трясутся. Генри Маршалсон несет все эти деньги, а твой брат до смерти напуган, притих, как мышь! Господи, люди такие трусы! Стоит показать нож, и они согласятся на все, что хочешь.

— То есть… ты говоришь… нет никакой банды, вообще никого, что ты сделал все это один, схватил Катона, заставил его написать то письмо, получил выкуп?..

— Да. Я гигант, скажи?

— А негр, ты говорил…

— Нет никакого негра, никого нет… Видишь этот транзистор, я его включаю иногда, какую-нибудь иностранную станцию, и кажется, будто люди разговаривают. Смехота!

— Значит, все это розыгрыш, шутка?

— Я этого не говорил…

— Где Катон? Ты должен рассказать ему, должен выпустить его немедленно… где мы?..

— После, после, не зли меня, я могу и разозлиться, ты это знаешь.

— Ты должен вернуть деньги и…

— Заткнись, дорогуша, не вякай. Никаких денег я возвращать не собираюсь, и лучше ему даже не заикаться об этом. Я их заработал. Теперь я богатый, сам разбогател, без чьей-то помощи. Пришлось чертовски понервничать, я же не знал, что это будет так легко. Я опасен, а он может обойтись без них, может? Я вольный человек и буду жить как хочу.

— Джо, ты ничего не сделал с Катоном? Позволь увидеть его…

— Не беспокойся, просто напугал до потери сознания. До чего ж люди могут быть глупы. Я обязан был с ним рассчитаться за то, что он украл мой револьвер, бросил его в реку, с этого все и началось. Но я не знал, что его так легко запугать. Если б он хоть немного сопротивлялся, я рассказал бы ему, не мучил бы, я его люблю, он мой друг. Но он был такой глупый и смирный, кроткий, как агнец. Я заставил его написать Генри, чтобы он прислал деньги с тобой, а потом подумал, что просто не могу дольше ждать, поэтому заставил его написать тебе, и ты сразу прибежала, я знал, что прибежишь! Видишь, ты для меня важней денег. Понимаешь ты это? Колетта, снимай, снимай все, милая, милая… и посмотри на меня, посмотри. Вот и вся история. Колетта, ты будешь моей девушкой, да? Я буду добрым, пойду работать ради тебя. Он хотел, чтобы я поехал с ним на север, так давай поедем все вместе, будем жить на эти деньги, почему бы нет, и ты будешь моей девушкой.

Колетта закрыла глаза и легла на кровать. Платье поехало вверх, потом порвалось.

— Колетта, ты будешь моей девушкой, будешь? Милая, дорогая, скажи — да.

— Да.

— И мы поедем жить на север, я стану работать, стану учиться, как он хотел, я умный, я все сделаю ради тебя…

— Да.

— Расслабься, расслабься же. Посмотри на меня. Я хочу, чтобы ты все видела.

Колетта открыла глаза. Тело сжалось от отвращения, она казалась себе тонкой и жесткой, как лоза. Она увидела лицо Джо, разгоряченное и искаженное гримасой, мокрый раскрытый рот, блестящие глаза.

— Колетта, Колетта, дорогая, скорей… ты уверяла, что ни с кем не была до меня?

— Ни с кем.

— Расслабься, черт, не сопротивляйся, или хочешь, чтобы я тебя порезал?

Колетта неожиданно забилась под ним, уперлась коленом ему в живот, схватила за волосы, пытаясь оттащить от себя горящее слюнявое лицо. Он рукой тяжело придавил ей рот, и она впилась в нее зубами. Вдруг она увидела, как лезвие ножа описало над ней сверкающую дугу, небывалая предельная черта протянулась через ее щеку, как нить, затем ожгла боль. Она дико закричала.

―

Катон поднялся и сел на кровать. Он долгое время пролежал на полу. Болел подбородок, которым он опирался об пол. Дрожа от холода, он машинально натянул на плечи одеяло. Тьма. Вся та тьма, которую он знал прежде, была серой. Пустота. Любая другая пустота полна тайной жизни, космическая пустота — небесных тел. Все разрушено или предано, осталась пустота, какой нет даже в космосе. Катон сидел, слушая свое дыхание. Сидел, и последняя искра неугасшего духа теплилась в нем, ждала. Он был напряжен, вибрировал, как бы растянутый на галактике своего существа, чтобы быть пустым, бесчувственным, быть — здесь.

  132